Отрок. Покоренная сила. Евгений Красницкий

поравнявшись с санями, с какой-то веселой злостью глянул на Мишку:

      – Кхе! Ну, баба, ну, умна! Эх, была бы помоложе, – дед по-гусарски подкрутил усы, – какая бы воеводиха из нее вышла!

      «Нy-ну, слышала бы Листвяна… Все-то вы, женщины, про нас знаете, кроме одного – почему мы одних любим, а на других женимся! Не помню, чья мысль, но замечено точно».

      – Да что там воеводиха – княгиня, царица! – продолжал восхищаться дед. – Семь потов с меня согнала! Счастлив твой бог, Михайла, что она тебя любит! И с чего бы? Лоботряс лоботрясом! А она! Ой, не дай бог такой на зуб попасться! На-ка, погляди, чем отдарилась.

      Дед подал Мишке замшевый сверток. Внутри оказался туго свернутый пергаментный свиток, тесно, почти без полей, исписанный уставом. Мишка, не без труда, начал разбирать первые строки – как и в большинстве документов этого времени, интервалов между словами не было, а некоторые буквы были пропущены – не вследствие ошибок, а в соответствии со способом письма, экономящим место на дорогом пергаменте – «под титлом».

      Документ оказался Пространной Русской Правдой – сборником законов Ярослава Мудрого, дополненным Владимиром Мономахом.

      – Ну, понял, на что намек? – поинтересовался дед, заметив, что Мишка разобрался с несколькими первыми строчками.

      – Чего ж тут не понять, деда? «Юному роду, ничем, кроме воинских дел, себя не прославившему», пора выказать себя на поприще управления.

      – Вот я и говорю: лоботряс! Ничего, кроме того, что снаружи, не видишь.

      – А что еще-то? – не понял Мишка.

      – А то, что у нас в Ратном никогда ничего подобного не было, а у нее – пожалуйста! Еще и подарить может! Поприще, поприще… управлять-то по закону надо, а мы – ни уха ни рыла! Не выказывать себя, а учиться надо! А то так выкажем… Ну, баба!

      Дед снова подкрутил усы и послал коня вперед.

      Глава 2

      Май 1125 года, база Младшей стражи – Нинеина весь

      – Раз-два, левой! Левой! Левой!

      Роськин голос, когда он вот так муштровал свой второй десяток, очень напоминал голос Ходока, скорее всего, потому, что Роська, вольно или невольно, подражал командным интонациям кормщика.

      – Раз-два, левой! Глаголь, Он!

      – Го!

      – Земля, Ук!

      – Зу!

      – Левой! Левой! Левой! Хер, Аз!

      – Ха!

      Молодые голоса отвечали дружно, весело, даже с некоторой лихостью: вот, мол, как мы уже грамоту знаем!

      «Шустро у Роськи дело продвигается. Действительно, такое хоровое разучивание, в сочетании с ритмическим движением, здорово ускоряет процесс».

      Как назло, практика тут же опровергла Мишкины оптимистические выводы:

      – Напра-во! Левой, левой! Слово, Еры, Рцы!

      – Сыр!

      Отозвались всего два или три голоса.

      «Шустро-то шустро, да не очень. А чего вы хотите, сэр, всего три недели занимаются».

      – Отставить! Почему не дружно? Еще раз: Слово, Еры, Рцы!

      – Сыр!!!

      – Левой,