Избранное. Алексей Апухтин

стран

      К нему притекали толпы мусульман,

      Язычник и рыцарь в железе и стали.

      Поэты ей сладкие песни слагали,

      И славный певец аравийских могил

      Набеку такие слова говорил:

      «Ты, солнца светлейший, богат не один,

      Таких же, как ты, я богатств властелин;

      От выси Синая до стен Абушера

      Победой прославлено имя Дагера.

      И, море святое увидя со скал,

      На лиру певца я меч променял.

      И вот я узрел кобылицу твою.

      Я к ней пристрастился… и, раб твой, молю –

      Отдай мне ее и минуты покою,

      На что мне богатства? Они пред тобою…

      Возьми их себе и владей ими век!»

      Молчаньем суровым ответил Набек.

      Вот едет Набек по равнинам пустынь

      Аравии знойной… И видит – пред ним

      Склоняется старец в одежде убогой:

      «Аллах тебе в помощь и милость от Бога,

      Набек милосердный». – «Ты знаешь меня?»

      – «Твоей не узнать кобылицы нельзя».

      «Ты беден?» – «Богатство меня не манит,

      А голод терзает, и жажда томит

      В пустыне бесследной, три дня и три ночи

      Не ведали сна утомленные очи,

      Из этой пустыни исторгни меня».

      И слышит: «Саднея ко мне на коня».

      «И рад бы, о путник, да сил уже нет, –

      Был дряхлого нищего слабый ответ. –

      Но ты мне поможешь, во имя пророка!»

      Слезает Набек во мгновение ока,

      И нищий, поддержан могучей рукой,

      Свободен, сидит уж на шее крутой.

      И старца внезапно меняется вид,

      Он с юной отвагой коня горячит.

      И конь, распустивши широкую гриву,

      В пустыне понесся, веселый, игривый;

      Блеснули на солнце, исчезли в пыли!

      Лишь имя Дагера звучало вдали!

      Набек, пораженный как громом, стоит,

      Не видит, не слышит и, мрачен, молчит,

      Везде пред очами его кобылица,

      А солнце пустыню палит без границы,

      А весь он осыпан песком золотым,

      А груды червонцев лежат перед ним.

3 февраля 1855Санкт-Петербург

      Голгофа

      Распятый на кресте нечистыми руками,

      Меж двух разбойников Сын божий умирал.

      Кругом мучители нестройными толпами,

      У ног рыдала мать; девятый час настал:

      Он предал дух Отцу. И тьма объяла землю.

      И гром гремел, и, гласу гнева внемля,

          Евреи в страхе пали ниц…

      И дрогнула земля, разверзлась тьма гробниц,

      И мертвые, восстав, явилися живыми…

          А между тем в далеком Риме

      Надменный временщик безумно пировал,

        Стяжанием неправедным богатый,

          И у ворот его палаты

          Голодный нищий умирал.

      А между тем софист, на догматы ученья

      Все доводы ума напрасно истощив,

      Под бременем неправд, под игом заблужденья,

      Являлся в сонмищах уныл и молчалив.

          Народ блуждал во тьме порока,

          Неслись стенания с земли.

      Всё ждало истины…

            И