Танкист №1. Бей фашистов!. Валерий Большаков

Ты лучше хохлов высматривай!

      – Вот как это называется? – пробурчал мехвод. – У меня жена – хохлушка, самая что ни на есть, из-под Ровно. В Луганске сейчас, в больнице…

      – Лежит?

      – Лечит! Уложишь ее, пожалуй.

      – Наш человек.

      – А то!

      – Командир! – напрягся Роман. – В лесополосе! Левее сто первого!

      В лесополосе разворачивалось орудие. Какое именно, Репнин не разглядел. Может, гаубица, может, противотанковая «Д-44». Не хотелось бы…

      – Осколочно-фугасным! Огонь!

      Рвануло, как в голливудском боевике, – красиво, с разлетом чего-то горящего и дымящего. Видать, снаряд не только саму пушку покорежил, но и боеприпасы «списал».

      И тут Геннадий заметил краем глаза шевеление чуть дальше подавленной «арты».

      – Осколочно…

      Поздно. Полыхнул выстрел. Снаряд ударил танку в башню. Пробить ее в лоб – никаких шансов, но контузить экипаж может легко – Геша ощутил себя внутри огромного колокола, по которому ударили кувалдой весом в тонну.

      Роман все же успел нажать нужную кнопку, и автомат заряжания сработал, как надо.

      Оглохнув, мотая головой, гудевшей, как тот колокол, Репнин выстрелил, накрывая артиллеристов. При этом он прекрасно видел, как, «змейкой» вывернув между тремя подбитыми «Т-64», выезжает «семьдесятдвойка». Ствол ее пушки был направлен, казалось, прямо Геше в лоб. И грянул гром.

      125-миллиметровый «ЗВМ-15» ударил в башню, попадая в орудийный щиток. Разрушив дневной прицел стрелка, он разорвал раму люка и срикошетил в картузы. Адское пламя хлынуло сразу со всех сторон, взвихрилось ревущими, всепожирающими клубами.

      Репнин закричал, но не услышал своего крика, вскинул к лицу горящие руки…

      …И ударился лбом о резиновый нарамник прицела.

      Боли не было. Совсем. Не было и огня.

      И уши прекрасно все слышали – рев дизеля, лязг падавшей гильзы. В нос ударил резкий запах кордита.

      И сидел он слева от орудия.

      Геша словно выпал из реальности. В голове пустота, в душе леденящий холод. Тяжело это – умирать, но и воскресать не легче.

      А ты что, воскрес, Геннадий Эдуардович? Ну, ты ведь жив-здоров, верно?

      Но минуту назад он сгорал в чудовищном костре!

      Репнин замычал, затряс головой, словно зуб разболелся.

      – Что, товарищ лейтенант? – послышалось в наушниках.

      – Н-ничего, – обронил Геша и чуть язык не прикусил.

      Это был не его голос.

      Так, может, он умер? Ага, и оказался в раю для танкистов! Что за бред…

      Репнин с силою зажмурил глаза и открыл их. Ничего не изменилось. Но в голове началось просветление.

      Когда человек гибнет и ему нет спасения, то глядеть вокруг бывает некогда. Не до того как бы. А вот когда воскресает…

      Действительность напирала со всех сторон. Он находился в танке, только это был не «Т-72». Геша мог поклясться, что занимает место командира «тридцатьчетверки».

      И в его экипаже вовсе не трое, а четверо. Механик-водитель и стрелок-радист сидят пониже, а они с заряжающим – повыше, в тесной и «слепой» башне.

      Мехводом