Роскошная хищница, или Сожженные мосты. Марина Крамер

теперь давай расхлебывай, а я не при делах.

      – Ага, вот, значит, как ты повернул... – протянула она, сжимая Женькину руку и впиваясь ногтями в запястье так, что Хохол тихонько зашипел. – Значит, это мой головняк, да? Оригинально... А вот если бы ашотовские абреки завалили тут всех к чертовой матери, тогда это чей был бы головняк? Если бы Хохол не вмешался?

      Бесу это высказывание не понравилось, он поморщился и покачал головой. А Марине в сердце и в самом деле закралась тревога, и не за себя, за Женьку. Теперь ему нужно быть вдвойне осторожным, иначе... нет, об этом она даже думать не могла, так ей стало страшно...

      – Поедем домой! – приказала она, вставая со стула и игнорируя недовольную морду Беса.

      Женька подчинился, подал шубу, Коваль, не оборачиваясь, махнула рукой Ворону и Бесу и пошла к двери. Хотелось поскорее на воздух, словно в просторном помещении клуба вдруг резко стало нечем дышать.

      Уже в машине она, подняв перегородку, повернулась к Хохлу и обняла его, прижав голову к своей груди.

      – Ты чего, котенок? – приглушенным голосом спросил он, не совсем понимая, что с ней происходит.

      – Женька... я умоляю тебя – не лезь никуда, я прошу тебя, родной мой, мальчик мой... Женечка...

      Ей почему-то вдруг стало казаться, что если Хохол будет все время рядом с ней, то с ним ничего не произойдет, никакая опасность ему не грозит, потому что она, Марина, защитит его уже одним своим присутствием.

      Женька осторожно высвободился из ее рук, сам обнял и прошептал на ухо:

      – Маришка, не бойся – ничего не случится...

      Не успокоил он ее, совсем не успокоил...

      – Возвращайся! – решительно велела она. – Едем к тебе, заберешь манатки – и домой!

      – Наигралась? – ухмыльнулся он, прижимая ее голову к своей груди и стараясь скрыть охватившее его ликование.

      – Наигралась. Хватит.

* * *

      Дома ждал сын. Такой родной и трогательный, стоял на лестнице, обхватив ручками резную стойку перил, и наблюдал, как родители раздеваются, как Женька снимает с Марины сапоги, шубу... Она раскинула руки и позвала:

      – Егорка, иди ко мне, – И он рванул вниз, повис на ее шее, бормоча под нос:

      – Мама... мамуя моя...

      Женька зашел в свою комнату, чем-то там брякнул, и Егорка, обернувшись на шум, позвал:

      – Папа!

      – Сейчас, переоденусь только – и возьму тебя, – отозвался Хохол.

      – Пойдем, отпустим Наталью Марковну, пока папа занят, – предложила Марина, и сын согласился, но идти по лестнице ногами отказался.

      Няня убирала в детской, расставляла по местам игрушки, аккуратной стопочкой складывала книжки на столе, собирала в коробку карандаши. Увидев хозяйку, она оставила свое занятие и попросила:

      – Марина Викторовна, можно мне выходной на завтра? Маме стало хуже...

      – Конечно, Наталья Марковна. Оставьте уборку, езжайте домой.

      Марина в виде исключения разрешила няне жить у себя дома, так как на ее попечении находилась старенькая, парализованная мать.

      – Сейчас распоряжусь,