Семя зла. Хроники затомиса. Александр Беляев

о камень и падает. Рам приставляет к его груди клинок, но медлит, преодолевая жалость, и в этот момент парень начинает что-то лопотать на тибетском, который Рам пока что знает плохо, но и так ясно, что он молит о пощаде и несколько раз повторяет слово «мать», который Рам хорошо знает, а также «голод» и «смерть». Ясно, что парень хочет сказать, что если Рам его убьет, то его больная старая мать, у которой он возможно единственный кормилец, умрет от голода. Подобные мольбы Рам слышал в жизни не раз, скорее всего это банальная ложь, чтобы разжалобить противника, и Рам произносит по-тибетски нравоучительную фразу, которую он выучил давно: «А думал ли ты о матерях тех людей, которых ты убил и ограбил»? С этими словами Рам всаживает клинок в хорошо знакомое ему место груди между третьим и четвертым ребром слева. Меч входит легко, словно в масло, не находя по пути препятствий: Рам хорошо знаком с анатомией для более эффективного убийства. Парень конвульсивно дергается и затихает.

      Вслед за этой яркой сценой в сознании Андрея всплыли и другие картинки связанные со сражениями в жизни Рама. Они были подробными и сопровождались множеством деталей, которые почему-то запомнились в той или иной экстремальной ситуации, где чаша весов могла склониться и не в пользу Рама, но каждый раз склонялась к последнему. Подобных случаев было немало, и мы не будем их описывать, поскольку все они во многих моментах совпадали. К чести Рама можно сказать, что во всех ситуациях он вел себя достойно, как полагается воину, а не убийце, и каждый раз, убивая, Рам испытывал странное ощущение, словно какая-то частица жизни, сознания и судьбы убитого вливались в его душу и завязывали некую связь с убитым.

      Все эти видения в мгновение пронеслись перед сознанием Андрея и как знать, сколько еще времени он продолжал бы наблюдать сценки чужих жизней, которые тем не менее словно бы неслышно шептали, что все это происходило с ним, Андреем, если бы от этого интересного занятия его не отвлекло следующее. Из распростертой на земле женской фигуры всплыла в воздух подобная ей, эфирная, в недавнем земном бытии его коварная жена. Андрей хорошо помнил и будучи в астральном образе, кто отправил Рама на тот свет. Какое-то время Дурга висела в пространстве с закрытыми глазами, затем глаза ее раскрылись, она призывно протянула к Раму руки и повторила те слова, которые были последними в ее земной человеческой форме:

      – Я не успела, не успела, прости, любимый!

      Андрей, который к этому времени хорошо знал ситуацию в целом, уже без обиды, укора и тем более ненависти по поводу безвременно загубленной жизни, посмотрел на Дургу. Он подумал, что она, впрочем, и не так виновата, поскольку множество условностей бывшего статуса руководили ее поступками вопреки воле, а извращенное в земных условиях чувство долга порой заставляло совершать поступки, которые она в ином случае никогда бы не совершила. Вслух же он сказал (хотя Дурга несомненно