Семя зла. Хроники затомиса. Александр Беляев

смертоносными когтями до горла жертвы и в этом положении гораздо легче, не разжимая хватки выдержать последние конвульсии агонии. Гаруда вперил свой немигающий безжалостный взгляд (как можно жалеть свою пищу?) в закатывающиеся глаза хрипящей серны и вновь, уже в третий раз за это короткое время у него возникло странное состояние, чего с ним не было никогда раньше и чему он не находил объяснения, правда быстро об этом забывая. Вдруг в его сознании прозвучал человеческий голос, подобный которому он слышал и раньше, низко пролетая над человеческими поселениями, или когда ему приходилось воровать кур или ягнят. Но никогда раньше этот голос не звучал в его сознании, и тем более никогда эти сложные звуки не несли с собой какого-то смысла, кроме агрессии и угроз в свой адрес. На этот же раз человеческие звуки имели смысл в его сознании, подобно звукам орлиного голоса: «Милый Рам, ты снова убиваешь меня»!

      Гаруда от удивления встрепенулся, и если бы ни давно сформированный условный рефлекс, наверное бы разжал когти – но в следующее мгновение уже позабыл об этих странных психических явлениях – серна испустила свой последний предсмертный хрип и затихла, постепенно переходя от дикого предсмертного конвульсивного напряжения к состоянию расслабленности ранней смерти. Гаруда удовлетворенно разжал когти, упругим прыжком, полурасправив крылья, вскочил на спину добыче и торжествующе несколько раз проклекотал клич победы. Закончился азартный, но тревожный акт охоты и наступил самый приятный момент – момент долгожданного обеда.

      Гаруда начал рвать еще теплую кровоточащую плоть. Как всегда труднее всего было разорвать шкуру, все же клюв и птичьи когти были менее приспособленным для этого инструментом, чем зубы и когти тигра или гиены, однако же шкура серны была менее прочной, чем шкура горного козла, и Гаруда неплохо обходился и этими своими природными приспособлениями. И тут, когда он запрокинул голову, заглатывая первые куски еще теплого мяса перед ним вдруг всплыла невозможная картина, подобной которой он не видел в своей жизни – ну разве что во сне, но своих снов он не помнил в бодрствующем состоянии. Прямо из неподвижного тела серны выдвигался полупрозрачный, но вполне видимый образ. Вначале это было просто аморфное неоформленное облачко, но очень быстро оно начало приобретать конкретную форму и вскоре перед изумленным взором Гаруды возникла невиданная картина: над телом серны зависла ее полупрозрачная копия. И это бы еще полдела – на этой копии верхом восседала такая же полупрозрачная молодая женщина в розовом (несмотря на прозрачность цвет виделся отлично) сари и с укором глядела на Гаруду. Гаруда почувствовал что с ним и с его сознанием происходит что-то не то, и на этот раз изменение сознания было уже гораздо более глубоким. Он ощутил внутреннее раздвоение, словно что-то разумное, осознающее начинает выплывать за грань его перьев, и в следующий