Рассказы. Николай Гарин-Михайловский

прочим, бессемеровский способ литья стали прямо из чугуна. Но было и несколько промахов, неизбежных в каждом деле.

      Масса книг и журналов лежала на нескольких столах в комнате Малинского. Были тут и немецкие, и французские, и английские, и американские; меньше всех было русских.

      Он снял с этажерки две громадных книги и тяжело бросил их на стол.

      – Неужели это все об одних туннелях? – спросил Кольцов. – У нас в институте о туннелях читалось ровно две страницы. Только немец может столько написать, – говорил Кольцов, перелистывая книгу.

      Малинского неприятно покоробили слова Кольцова.

      – Обстоятельно, – нехотя ответил он.

      – К сожалению, я не понимаю по-немецки, – сказал Кольцов, закрывая книгу, – а то бы попросил у вас почитать.

      – Вы какие журналы выписываете по вашей специальности?

      Кольцов покраснел.

      – Кроме журнала нашего министерства, – никаких. Наступило неловкое молчание.

      – Наше дело так налажено, – заметил Кольцов, – что вряд ли что-нибудь новое узнаешь, да притом я только французским с грехом пополам владею.

      – Может быть, пойдем в столовую? – спросил Ма-линский.

      – Знаете, что мне улыбается в вашем подряде, Василий Яковлевич? – встретила Кольцова Ольга Андреевна. – Я давно на лето мечтаю выстроить себе маленький домик, в котором я могла бы чувствовать, что и я существую, а то в этих громадных комнатах чувствуешь себя такой маленькой. Если бы муж взял подряд, ему пришлось бы выстроить себе какое-нибудь пристанище, вот и я бы к нему пристала.

      И она, склонив голову на плечо, своими детскими ласковыми глазами посматривала на мужа. Бжезовский ласково рассмеялся.

      – Ну, уж если она охотится, то вы можете считать, что половину дела сделали, – обратился он к Кольцову.

      – Эта сторона меня страшно радует, – и все лицо – Бжезовской показывало искреннюю радость. – Если бы вы знали, как я хочу этой тихой простой жизни в маленьких уютных комнатках! – И опять ее чистые глаза заискрились весельем ребенка, которое невольно заставляло всех веселее смотреть на свет божий.

      Несмотря на возможный успех, расположение духа Кольцова было испорчено. Разговор с Малинским, необходимость, вынудившая его признаться в незнакомстве с теоретической стороной своего дела, неприятно мучила его. Он поспешил попрощаться с Бжезовским и, условившись свидеться с ним на днях у себя, уехал домой. Всю дорогу он не мог отделаться от тяжелого чувства. Он не мог не признать, что Малинский ловко попал в его слабое место. Кольцов никогда не любил теории и, будучи еще студентом, принадлежал к партии так называемых «облыжных студентов», то есть таких, для которых вся наука сводилась к экзаменам. Выдержал экзамен – и долой весь лишний хлам из головы. В первые годы практической деятельности отсутствие правильной теоретической подготовки мало чувствовалось: во-первых, изучение практической стороны дела требовало немало времени; во-вторых, и роль была все больше исполнительная. Теперь, через двенадцать лет, Кольцову приходилось выступать уже в такой роли, где требовалось много инициативы,