Правила одиночества. Самид Агаев

привлек чернявый юноша неарийской внешности. И они стали задирать его. Юноша не отвечал, видимо был из интеллигентной семьи, подтверждением чему служила скрипка в футляре, которую он держал в руках, и это еще больше раззадоривало парней. Проходящий мимо Караев, остановился и посоветовал парню: «Что ты смотришь на них друг, возьми свою балалайку и тресни кого-нибудь по башке». Юноша лишь глянул на него с укором. А скинхеды словно этого и ждали, тут же набросились на советника. Юноша как это часто бывает, тут же ретировался, оставив Караева одного. Сначала он дрался в полсилы, защищаясь и понимая, что имеет дело с подростками, но, чтобы не быть избитым, ему пришлось драться всерьез. Удары парней, сыпавшие на него градом, особого вреда ему не причинили, но зато один подросток, получив удар в лицо, с воплем упал на землю, и к удивлению, Караева этого оказалось достаточно, чтобы скинхеды разбежались.

      Из комнаты донесся грохот, и этот звук вернул Караева в действительность. Он пошел на шум и увидел девушку, поднимающую гладильную доску.

      – Извините, – виновато произнесла девушка, – вот, грохнулась.

      – Ничего, – успокоил ее Караев, – она часто падает.

      – Это потому, что она на проходе стоит, надо убрать ее, куда-нибудь, убрать? – предложила.

      – Не надо, имущество мужчины должно всегда находиться у него перед глазами, так говорила моя мама.

      – А почему у вас только к гладильной доске такое отношение, – спросила Маша, – а остальное имущество?

      – Остальное не мое, – пояснил Караев, – я снимаю эту квартиру. Здесь моего, только эта доска, картины на стенах, и кактусы на подоконниках.

      – Ничего себе, – поразилась девушка, – снимаете такую большую квартиру, один. А мы в общаге живем вчетвером в одной комнате. Какой смысл платить лишние деньги, я-то думала у вас семья.

      – Ну, почему сразу семья, а не, допустим клаустрофобия?

      – А у вас клаустрофобия? – спросила Маша.

      – Ненавижу эту женскую манеру, отвечать вопросом на вопрос. Нет, у меня мизантропия.

      – Честно говоря, я не знаю, что означают все эти словечки обозначают, – призналась Маша, – а семья это первое, что пришло мне в голову.

      Маша подошла к висевшей на стене картине и стала протирать раму. Затем перешла к другой. Картины висели на каждой стене, их было около десятка: пейзажи, натюрморты. Протерев раму, Маша некоторое время рассматривала картину, затем бралась за следующую. Караев наблюдал за ней, медля уходить.

      – Вы художник, – спросила Маша.

      – Нет, – ответил Караев, – я инженер-технолог пищевого производства, специализировался на консервировании продуктов.

      – Зачем же вам столько картин. Вы что же всюду их возите с собой, странно?

      – А ты хотела бы, чтобы я возил с собой консервы?

      – Нет, просто вы технарь, я подумала…

      Она не договорила, и Караев не дождавшись окончания фразы, пояснил.

      – Видишь ли, дорогая, дело в том, что я не только технарь, я еще и эстет.

      – Господи, –