Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 4. Александр Солженицын

в обнимку?.. В первые дни в Ростове мне эти солдатские восторги нравились, но что-то, знаешь, слишком раскачало.

      Сообразил:

      – А ты-то – что домой пишешь? Ты домой не написала случайно: поздравляю вас со свободой?

      Нет, – смеялась Ксенья, – домой – понимаю, что так нельзя. А Женечке с Аглаидой Федосеевной – так именно так.

      Разминулось письмо, он его в Ростове не видел.

      – Они-то – да, они так и понимают. Но это всё, печенежка, гораздо сложней. Вот как бы мы войну не стали проигрывать.

      Опять уже запросто обсуждался харитоновский дом как их общий, свой, запросто звучала «печенежка».

      А напряженье меж ними от вчера – ослабло… исчезло…

      Да ведь они и никогда не скрывали своей нежной расположенности: они всегда были как брат и сестра.

      Снова заблистала между ними весёлая и непроходимая стеклянная грань.

      От яркого света уйти бы в дневной сеанс в кинематограф? – так все зрелища закрыты.

      И правда, что это ей надумалось? Почему ей вчера так определённо показалось? Ведь если это войдёт в их жизнь – что ж тогда будет со всеми их отношениями в харитоновской семье? Это – никому и в голову не вберётся.

      Что-то скучнела и внутренне пустела их прогулка.

      Около кинотеатра «Арс», запруживая Тверскую, собиралась новая толпа: ожидался там кадетский митинг.

      По тумбам, по афишным доскам ещё много было развешано анонсов – что будет на пятой неделе поста, лишь бы только выбраться из четвёртой: снова все театры, кинематографы, а крупнее всех развесила фирма Либкин: сенсационную фильму «Тёмные силы» – о Распутине, завлекательность, ведь это хлынут смотреть. Да когда так быстро изготовили?

      Но сегодня – никуда они пойти не могли. И когда перед закатом Ярик провожал её домой, через Большой Каменный мост, Ксенья звала:

      – Пойдём, у нас посидим.

      Но он стал при перилах, вытянулся в своих натянутых ремнях, смотрел на ледяную реку в тёмных пятнах – помрачённо. И вот сейчас, в закатной жёлтости, почудился ей на его юном простодушном лице – свет жертвы.

      Губы сжались твёрдым пожатием:

      – Нет, сестрёнка, прости, не пойду. – Ещё хмурился туда, мимо. – Почему-то тяжело. И я не уверен, что останусь дольше. Я, может быть, знаешь… уеду завтра.

      – Раньше отпуска? – изумилась Ксенья.

      – У-гм.

      Так почувствовала:

      – А я тебя – ничем не обидела?

      Он помягчел, повернулся, руку на руку положил:

      – Да нет, сестрёнка, что ты.

      Обнялись – как всегда раньше.

      Она перекрестила его.

      И пошла со склонённой головой, как будто виноватой себя чувствуя.

      Если что и могло быть – то упущено вчера вечером.

      Вчера казалось: этого уже много до переполнения. А на самом деле, значит, вчера случилось мало.

      Да Боже, – где же тот? Когда это вступит наконец?

      550

Журналист читает Сусанне проект статьи.

      Утром позвонил взволнованный