Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 2. Александр Солженицын

И был им позор.

      В слоняньи Андрусов столкнулся с Костей Гриммом. И придумали они попроситься на ночь в квартиру своего интенданта – тут же, через два дома. (Идти через весь город офицерам было опасно от неизвестных чужих солдат.)

      А тем временем узнали они, что солдаты ищут убить капитана Чистякова. У интенданта же узнали, что Чистяков прячется недалеко, у другого интенданта. И Гримм позвонил своим домашним – и предложил переправить Чистякова в штатском на Васильевский остров к своему отцу – известному либеральному члену Государственного Совета, там не тронут.

      Но как ни переодевай капитана Чистякова – нельзя спрятать его приметной перевязанной руки, да и глаз его непримиримых не спрятать. Отказались.

      Вадим Андрусов тоже звонил домой. Отец его, кадет, и мама были в восторге от происходящего: началось долгожданное освобождение народа! Осуществление вековой мечты получаем как подарок. Вот теперь-то и начнётся жизнь! теперь-то и начнётся порядок. Ни от какой перемены не может стать хуже, уже дальше терпеть было невозможно.

      Вадим пожаловался им, что вблизи это всё не так удобно, не так приятно выглядит.

      Но в нём самом возобновилось: и правда, в духе своей семьи и воспитания, почему ему не примкнуть к общей радости?

      Ночью обсуждали с Костей – что же делать? Необычным образом входило в жизнь необычное – и почему же им не примкнуть к победе народа, которая так мечталась и ожидалась?

      В молодом возрасте легки эти переходы. Есть в них продолжение спектакля, начавшегося вчера.

      А на улице, под окнами, ещё поздно вечером бродили солдаты, всё не пускали их в казармы те вооружённые.

      Утром проснулись, проверили своё настроение – да! И поднялись революционерами!

      И прикололи к своим шинелям на грудь красные бутоньерки.

      В ногах, в груди, в голове образовалась необычайная лёгкость, как будто к земле не притяжены. И разбирало созоровать. И чувствовалось так, что вот сейчас они могут что-то свободно-великое совершить и даже прославиться.

      Но идти в таком виде к собственным солдатам в учебную команду было стеснительно, не могли. Тогда – пошли в походную роту, позавчера бунтовавшую раньше всех.

      Там ещё спали.

      Два прапорщика стали ходить по помещениям и кричать:

      – Что спите? Подымайсь! Революция!

      Но и этого показалось мало, и просыпались вяло. И тогда Андрусов с Гриммом стали кричать – почему? как в голову пришло:

      – Подымайсь! Царя больше нет!

      А услышав такое – павловцы вскакивали с большим переполохом.

      А потом смекнули, что значит теперь никого за бунт не накажут, и девятнадцать их арестованных судить не будут.

      И – качали обоих прапорщиков. И становилось обоим всё веселей и несвязанней.

      Пошли в собрание позавтракать. У некоторых молодых офицеров тоже уже были красные приколки – а старшие офицеры смотрели осудительно, да их почти не было.

      И капитана Чистякова не было.

      Тут явился бывший командир Гвардейского корпуса грузный генерал Безобразов