Собрание произведений в пяти томах. Том 4. Девяностые. Михаил Жванецкий

Вы слышали, она масла захотела!

      – Кто масла захотел?

      – А вон та, в панаме.

      – Это ты, бабка, масла захотела?

      – Она, она.

      – Иди, ковыляй отсюда. Масла она захотела!

      А настроение было хреновое, отец. Я затих. Опять, думаю, буду знаменитым, опять в подполье, если не глубже. А твой проклятый солнечный город у моря и в мирное время отрезают ото всех киевским телевидением. Ни одной новой московской газеты, ни одной передачи, а тут вообще всюду радио и из каждой подворотни: «…запретить, не ходить, не …ать, не …ить».

      Так что сижу – жду звонка. Звонит наша знаменитая певица, ты уже ее не знаешь, отец. Перелезла она через забор своего санатория, и пошли мы с ней на пляж «Отрада». Жара. Народу полно.

      «Эй, – кричит она, – вставайте. Вы что, не знаете, что чрезвычайное положение?» Все сказали: «Не знаем». А кто-то сказал: «Знаем». А кто-то сказал: «Нам вообще на это дело…» А кто-то даже головы не поднял.

      – Вы что, с ума сошли? – закричала она. – Это я, Пугачева! Вставай, народ.

      Тут их всех как ветром собрало.

      – Ты смотри, – закричали они, – Алла Борисовна. Сфотографировать можно?

      – Давай, – закричала она, – только с этим, со Жванецким давай.

      – Давайте, – закричали тридцать фотографов. – А автографы можно?

      – Нет, – сказала хитрая певица, – это плохая примета.

      Никто не понял, но все согласились.

      – Чрезвычайное положение, все запрещено, – вскричала она, – поэтому мы все сейчас пойдем на другой пляж. Сколько нас здесь?

      – Человек пятьсот.

      – Мало. Еще давай. Митинги запрещены, по у нас не митинг, а демонстрация. Что будем делать, если нас арестуют?

      – Перебьем всех, – радостно ответила толпа.

      – Тогда пошли на другой пляж. Там еще людей соберем.

      Все пятьсот с фотографами и детьми пошли на соседний пляж, там присоединилось еще пятьсот.

      – А теперь все в воду, – закричала певица, – как на крещении.

      – Сейчас я разденусь, – крикнул один.

      – Не раздеваться! Кто в чем. Чрезвычайное положение.

      И все вошли в воду. Пятьсот и еще пятьсот запели «Вихри враждебные веют над нами», и запевалой была она, и они были хором. А я на берегу проводил летучий митинг-беседу с теми, кого интересовало, что такое чп, дп, кгб, кпу.

      – А теперь, – сказала Алла опять гениально, – вы все останетесь здесь, а мы пойдем.

      И мы пошли. А из всех щелей Одессы дикторы Всесоюзного радио шипели: «…запретить, сократить, наказать, посадить». Настроение у нас стало прекрасным. Мы были, наконец, вместе со своей публикой, и мы не знали, мы не знали, мы, к стыду своему, не знали, что в Москве народ вышел против танков.

      Представляешь, отец, когда ты жил, люди боялись анекдотов, когда я жил, люди боялись книг, теперь, когда живут они, они не боятся танков. Вот что значит людям есть что терять. Тавтология наш бич.

      В общем, когда в Одессе так все плавно шло в пропасть, в Москве начались загадки. Те