Девушки со странностями. Книга 2. ВиКи

Деде заезжал к нам и возил меня голодную в кофейню, где он работает администратором.

      А вчера вечером он неожиданно привлёк меня к себе и попытался поцеловать.

      – Нет, нельзя.

      – Почему? – Он и правда не понимал. – Если я тебе нравлюсь, то почему нельзя быть проще?

      – Я не знаю, с какими девушками ты встречался раньше, но для меня поцелуй – это очень интимно. Едва ли не интимнее, чем секс… – с нажимом сказала я.

      – Хорошо, мордашка, – согласился он. – Значит, поцелуемся после секса.

      – После такой шутки ты ещё на что-то рассчитываешь?

      – Но ведь это же замкнутый круг какой-то! Почему у тебя столько ограничений? – Деде отодвинул волосы с моего лица.

      «То, что ты мне нравишься, ещё не значит, что я буду терять из-за тебя голову».

      – Я сама тебя поцелую, когда мне этого захочется.

      – А когда тебе захочется?

      – Когда я пойму, что мне хочется целовать только тебя.

      – Ты такая сложная, – вздохнул Андре. – Это, наверное, оттого, что ты женщина.

      Я была немало удивлена его словами. А что, за двадцать лет жизни он этого ещё не понял?

      – Такое ощущение, что ты не привык к отказу.

      – Вообще не привык.

      – Ну тогда привыкай. Когда ты ухаживаешь за девушкой, у неё может быть всего четыре варианта поведения.

      – Там много?

      – Да. Нет. Поломаться, но да. Поломаться, но нет.

      – А какой выберешь ты?

      – Я обдумываю пятый.

      Дневник Марка

      23.08.03

      Кто знает, может быть, когда-нибудь я смогу использовать эти записи как черновик для мемуаров (если доживу), так что кратко изложу свою нехитрую биографию. В конце концов, что может быть тщеславнее мемуаров в двадцать два?

      Я плохо помню своё детство, потому что был маленьким. А юность плохо помню, потому что много пил. Свою первую гитару – подержанный Epiphone – я получил в подарок от отца. Он любил Grateful Dead и очень обрадовался, узнав о моём увлечении.

      Я был серьёзным и нервным длинноволосым подростком, повёрнутым на грандже. В то время я сочинял бестолковые песни, которые казались мне охренительными шедеврами, а также пил, курил и пугал сестру одним только своим видом.

      Из Лиона я смотался в восемнадцать, едва получив бакалавра. Меня не интересовали ни колледжи, ни университеты. Я хотел только играть. В Париже я живу четыре года. За это время я переиграл в десяти группах как сессионный басист и в пяти – как полноправный участник. Иногда ради опыта и удовольствия я музицировал на джем-сессиях в клубах. Так продолжалось около двух лет.

      А потом Рено, с которым мы одно время зависали в группе St. Sinners16, привёл меня к рыжеволосой гурии и сказал:

      – Это Жаклин. И поверь мне, поёт она лучше, чем выглядит.

      Через пару месяцев мы начали выступать. Нашей первой площадкой была «Пристань». За концерт мы получали по двадцать евро на нос. Разумеется, на эти деньги невозможно было жить, поэтому в свободное от музыки время Рено вкалывал в автосервисе, Жаклин сидела на кассе в супермаркете, Фабрис клал

16

Святые Грешники (англ.)