С тобой я дома. Ольга Примаченко

Он не перекраивает тебя, не разрушает до основания и не отстраивает заново, но помогает понять, что все может быть по-другому – и ты сама можешь быть другой, и только от тебя зависит, захочешь ты этой новой реальности и новой себя или пойдешь на попятную и предпочтешь привычно сбежать в любимое одиночество.

      Женственность для меня – это прежде всего гармония всех систем. Вот почему я говорю о выравнивании.

      Я в свое время начала не с того.

      ***

      …в 26 лет я приняла решение о разводе, сменила работу и вернулась домой, чтобы год спустя обнаружить себя ревущей на сеансах у психолога с запросом: «Сделайте из меня девочку, пожалуйста, я больше так не могу».

      «Так» – значит во всем и всегда полагаться только на себя, никому не верить, тяготеть к военному стилю в одежде, обладать военной же дисциплиной, зашкаливающим трудоголизмом и такой толщины броней снаружи, что не знаю, как я не звенела в аэропортах.

      Я чувствовала себя тотально неправильной и кривой, перекошенной на все стороны. Мне казалось, что я хочу не того, чего должны хотеть девочки в моем возрасте. И, возможно, мамины вздохи о том, что нужно думать о семье, а не паковать в рюкзак берцы, теплые штаны и уезжать в ночь за цыганской звездой кочевой в пещеры с незнакомцами, имеют под собой основания.

      Одна часть меня осознавала, что мужчина мне нужен сильный и смелый, с твердым характером и холодной головой, «такой, как я, только не я», а вторая – разрывалась от горького осознания, что таким мужчинам, как правило, нужны нежные и сладкие кошечки, а я, скорее, женщина-лошадь, и ничего красивого, слабого и беззащитного в этом нет.

      Я ходила на свидания, надевая свои лучшие платья, но уже на пятой минуте понимала: не то, не тот, и я ему тоже не нравлюсь. Потрепаться за кофе, рассказать о работе – да, но все это точно не про любовь, не про вместе. Ни с одним из них я не чувствовала, что нашла свой дом —

      дом в нем.

      Упертости мне было не занимать: я только еще тщательнее выбирала наряды, еще аккуратнее рисовала стрелки и подводила глаза, читала книги о раскрытии женственности, рекомендованные психологом, работала над «внутренней богиней» и… по-прежнему оставалась солдатом Джейн. Я не могла вытравить ее из себя. Я честно пыталась себя сломать, но становилась только еще более помятой и гнутой.

      И однажды силы притворяться закончились: я разозлилась. А в хорошем качественном отчаянье можно найти огромные ресурсы для прорыва. И я сказала себе: катись оно все конем (там другое слово было вместо «катись») – вся эта женственность, платья, тоска по «настоящей любви» и все богини этого мира, вместе взятые. Гори оно все на кострах инквизиции – я больше не хочу ломать себя, носиться со своими детскими травмами, жалеть, что все умею и могу сама, и плакать темными ночами от безысходности.

      Нет, правда: пошло оно все лесом. С этого момента и впредь я не буду бороться со своими демонами – я напеку им печенья, возьму за руку и стану плечом к плечу