Кумиры. Беседы с замечательными людьми. Марина Характерова

есть грязь. Я всегда презирала всякую зажиточность. Ни в чем не преуспела в материальном смысле. И Борис такой же. Это нас объединяет и спасает.

      – Вы – поэт, но вы – женщина. А возраста своего никогда не скрывали: «Мне трудно быть не молодой и знать, что старой – не бывать». Есть ли у вас ощущение возраста?

      – Человек равен себе в детстве и в совершенной взрослости, может быть, печальной. Он дважды соответствует себе и существует в подлинном своем образе: ребенок и тот, кто прожил жизнь. Я бы не хотела быть унылой старухой. Походочка должна быть другая, повадочка другая, охоточка должна быть другая. Я всегда была веселым человеком при трагедийном устройстве личности. И никогда не чувствовала себя умной старухой. А возраст свой я никогда не скрывала и даже всегда объявляла его. Я родилась 10 апреля 1937 года. Сюжет всей моей жизни связан именно с этой датой и теми, кто погиб в это время. Об этом я рассказывала во многих своих сочинениях. Если учесть весь опыт русской и мировой истории, который я взяла себе как свой личный опыт, то я пережила многие эпохи. Вот я и думаю: как я все это перенесла – революции, войны, современные конфликты? Наверное, это опека свыше.

      – А вы человек верующий?

      – Я не могу не верить. Вера не раз спасала меня. Я не могу сказать: «Господи, я не виновата перед тобой». Но я всегда могу сказать: «Господи, я виновата перед тобой! Прости меня за все!» Мне приходилось молиться в Израиле у Стены плача. И там я поняла, что Бог един для всех: для православных, мусульман, иудеев и других…

      – Что дает импульс вашему вдохновению?

      – Люди. Конечно же, люди. Я очень люблю общение с теми, кого называют «простыми» людьми, особенно деревенскими, хотя я коренная москвичка. Я хорошо знаю этих людей. Если бы не их доброта, я бы не выжила в войну, когда есть было нечего. Но кто-то всегда спасал. Это были зачастую совершенно незнакомые люди. В Казани, где мы были с моей русской бабушкой в эвакуации, у меня началась дистрофия. Мы жили нахлебниками в многодетной бедной семье сестры моего отца Хайят. От голодной смерти меня спасла тетя. Помню, как она спрятала на груди яйцо и отдала его мне, отняв у своих детей. Я запомнила вкус этого теплого яйца на всю жизнь. Когда я делаю яичницу, я всегда вспоминаю Хайят. Я больше не встречала тех людей, но никогда не была от них вдали. Я преклоняюсь перед каждым из них. Я человек своей страны, а это явь нашей жизни. Именно простые, безымянные люди дают мне очень много. В своих стихах я пишу об этом:

      Мне не выпало лишней удачи,

      Слава Богу, не выпало мне

      Быть заслуженней или богаче

      Всех соседей моих по земле.

      Плоть от плоти сограждан усталых,

      Хорошо, что в их длинном строю

      В магазинах, в кино, на вокзалах

      Я последнею в кассу стою, —

      Позади паренька удалого

      И старухи в пуховом платке,

      Слившись с ними, как слово и слово,

      На моем и на их языке.

      – Белла Ахатовна, признайтесь, что даже стихи иногда надоедают.