Государство. Платон

хороших людей, все бы, пожалуй, оспаривали друг у друга возможность устраниться от правления, как теперь оспаривают власть. Отсюда стало бы ясно, что, по существу, подлинный правитель имеет в виду не то, что пригодно ему, а то, что пригодно подвластному, так что всякий понимающий это человек вместо того, чтобы хлопотать о пользе другого, предпочел бы, чтобы другие позаботились о его пользе. Я ни в коем случае не уступлю Фрасимаху, будто справедливость – это то, что пригодно сильнейшему. Но мы еще обсудим это потом.

      Справедливость и несправедливость

      Для меня сейчас гораздо важнее недавнее утверждение Фрасимаха, будто жизнь человека несправедливого лучше жизни человека справедливого. А ты, Главкон, что выбираешь? Какое из этих двух утверждений, по-твоему, более верно?

      – По-моему, – сказал Главкон, – выгоднее жизнь человека справедливого.

      – А ты слышал, сколько разных благ приписал Фрасимах жизни человека несправедливого?

      – Слышал, да не верю.

      – Так хочешь, мы его переубедим, если нам как-нибудь удастся обнаружить, что он не прав?

      – Как не хотеть! – сказал Главкон.

      – Однако если мы станем возражать ему, слово за словом перечисляя блага справедливости, а затем снова будет говорить он и опять мы, то понадобится вести счет указанным благам и измерять их, а чтобы решить, сколько их привел каждый из нас в каждом своем ответе, нам понадобятся судьи. Если же мы будем вести исследование, как мы делали это только что, когда сходились во мнениях, тогда мы одновременно будем и судьями, и защитниками.

      – Конечно.

      – Какой же из этих двух способов тебе нравится?

      – Второй.

      – Ну-ка, Фрасимах, – сказал я, – отвечай нам с самого начала. Ты утверждаешь, что совершенная несправедливость полезнее совершенной справедливости?

      – Конечно, я это утверждаю, и уже сказал почему.

      – Ну а как ты скажешь вот насчет чего: называешь ли ты одно из этих свойств добродетелью, а другое – порочностью?

      – А почему бы нет?

      – Значит, добродетелью ты назовешь справедливость, а порочностью – несправедливость?

      – Не иначе, дражайший! И я говорю, что несправедливость целесообразна, а справедливость – нет!

      – Ну и что же тогда получается?

      – Да наоборот.

      – Неужели, что справедливость порочна?

      – Нет, но она – весьма благородная тупость (εύήυειαν).

      – Но называешь ли ты несправедливость злоумышленностью (κακοήυειαν)?

      – Нет, это здравомыслие.

      – Разве несправедливые кажутся тебе разумными и хорошими?

      – По крайней мере те, кто способен довести несправедливость до совершенства и в состоянии подчинить себе целые государства и народы. А ты, вероятно, думал, что я говорю о тех, кто отрезает кошельки? Впрочем, и это целесообразно, пока не будет обнаружено. Но о них не стоит упоминать; иное дело то, о чем я сейчас говорил.

      – Мне