Кругом один обман (сборник). Виктория Токарева

новый обеденный сервиз.

      Иногда она тихо плакала, это было душераздирающее зрелище. Истерика – все-таки спектакль. Действие. А тихие слезы – это горе и безнадежность. Котику было жалко маму. Он обнимал ее и говорил: «Мамочка, не плачь. Я вырасту и женюсь на тебе».

      Котик вырос. Кончил школу. Поступил в институт. И заболел.

      Врач объяснил Мише, что эпилепсия – заболевание не психическое, а неврологическое. У эпилептиков во время приступа происходит озарение. Они видят, как устроена Вселенная. Им открывается Божий замысел. Но когда приступ заканчивается, они ничего не помнят. Природа скрывает свою главную тайну.

      – Если не помнят, какой смысл в эпилепсии? – спросил Миша.

      – От армии освободят, – сказал врач.

      – Только и всего?

      – Нет, не только. Нельзя работать учителем, врачом и артистом.

      А Котик как раз хотел быть артистом, у него находили способности. Готовый герой-любовник с реальной перспективой. Красота – редкость. Красивых – мало. Талантливых сколько угодно, а вот красивых и талантливых одновременно – днем с огнем не найдешь.

      Миша вернулся домой, его лицо было черным. Хоть бери да вешайся. Жена сухо сказала:

      – Вот результат твоей двойной грязной жизни. Скажи спасибо своей массажистке.

      Миша внутренне согласился с упреком. Его накрыл комплекс вины. Да. Это он виноват. Котику нужен был отец, мужское влияние, контроль, а он, Миша, в это время намеревался уйти из семьи и воспитывать чужого сына.

      Миша переменился. Фима его не узнавала. Как будто льдина, на которой они стояли, раскололась на две части и разъехалась. Расстояние росло. Не перескочить.

      Фима пыталась сочувствовать.

      – Как жаль, – говорила она. – Судьба жестока, бьет по самому дорогому, по детям.

      – Перестань кликушествовать! – обрывал Миша. – Я же все-таки отец, поимей такт…

      Тогда Фима меняла политику, пыталась успокоить.

      – Все будет хорошо, – обещала она. – Дети трудно растут, но в конце концов все перемелется, мука будет.

      – Хорошо тебе говорить, когда твой сын здоров, как бык. А если бы ты пришла в «палату № 6» и увидела своего сына среди сумасшедших и его бы лечили инсулиновыми шоками…

      Фима пугалась, бог с тобой, что ты такое говоришь…

      Миша, конечно же, был не виноват в болезни сына. Сколько мужчин живут двойной жизнью, практически девяносто процентов населения, но дети не заболевают. Здесь дело в чем-то другом, Котику мог достаться испорченный ген. Но Миша не хотел слушать. Он был зол на судьбу. Миша себя любил. Он был везунок, избалованный женским вниманием, его страстно любили: мать, жена, любовница, он купался в любви, и вдруг судьба дала ему пинок под зад – цинично и больно, и у прохожих на виду.

      Миша стал мрачный и мстительный. Ему тоже хотелось дать пинок под зад всем подряд, включая Фиму.

      Фима увидела нового Мишу и поняла: его не вернуть. У Фимы была своя врожденная гордость, она не хотела тратить время на человека, которому