Винченцо и Цецилия. Владимир Одоевский

засыпавший сном смерти и силою искусства снова воззываемый к мучительной жизни, но жизни.

* * *

      Нет! То было не минутное чувство, но своенравная прихоть расстроенного воображения. Он измерял каждый шаг свой – сомневался на каждом шагу, противоречил и тогда уже уступил жизни, когда все силы смерти истощились.

* * *

      Мало-помалу созерцать св‹ятую› Цецилию сделалось для него привычкою, необходимостию, страстию – жизнию… и дух воспрянул от сна… новым светом озарились для него все прежние помыслы и чувства… весь прежний мир, но в новом образе, предстал пред него. То он видел себя на бурном коне и с именем св‹ятой› Цецилии на устах в равнинах Палестины кровию своею искупая свободу святой страны от ига неверных, то в сонме царедворцев мощною рукою двигал хитросплетенные колеса правления, то открытием новых таинств Природы или сильным выражением души потрясал человечество, и все помыслы он приносил на судилище Цецилии, делал ее свидетел‹ьниц›ей всех потаенных чувств своего сердца, от нее требовал разрешения, когда сомнение западало в его душу – она присутствовала при рождении и развитии каждой его мысли, днем с горячею радостию смотрел на нее – а ночью молился пред нею.