Весенние грозы. Дмитрий Мамин-Сибиряк

Любочка? – спрашивала Катя, чтобы подразнить подругу. – Если бы еще большие гимназисты обращали на тебя внимание…

      – Гимназисты? Очень нужно… – ворчала Любочка. – А просто, мне нравится, и буду завивать волосы, буду носить бантики… Да, нравится, и только. Никому нет дела… А гимназистов я ненавижу. Гимназисты только и знают, что свои уроки, а нас везде дергают: «Любочка, вымой чайную посуду! Любочка, сходи погулять с Соней! Любочка, выгладь себе воротнички…» Мы так же учимся, а тут изволь всё делать.

      Дело доходило до открытого сопротивления родительской власти, особенно когда приходилось пришивать какую-нибудь пуговицу к мундиру Гриши или поправлять отставшую подкладку у гимназической шинели.

      – Пусть сам пришивает, – отказывалась Любочка, надувая губы. – Это какое-то рабство, мама.

      – Люба, как ты матери-то отвечаешь?

      – Мамочка, да ведь я же не прошу Гришу пришивать мне тесемки да крючки?..

      – Ах, какая ты непонятная: Гриша – мальчик…

      – Я сама мальчик! Вот придумали…

      У Кати тоже разыгралось несколько историй на эту тему, и она даже была посажена на целый вечер в кухню. Девочка не плакала, но затаила в себе тяжелую ненависть по отношению к мальчишкам, на которых все должны работать. Очень нужно…

      Впрочем, Катя скоро одумалась: ведь маме не ослепнуть за работой – она одна обшивала всю семью. Скрепя сердце, она помирилась со своими сестринскими обязанностями и без приглашения пришивала пуговицы и клала заплатки, причем вымещала свое неудовольствие уже на мундире или шинели, швыряя их куда-нибудь в угол. Смутное сознание каких-то особенных обязанностей девочки в семье еще не укладывалось в полудетском понимании.

      А гимназисты, между тем, выросли как-то незаметно. Период бабок, бумажных змеев, жеванья резинки, катанья на салазках и драки с «козлишками» миновал навсегда, уступив место другим удовольствиям, интересам и заботам. Сережа вытянулся, сделался таким серьезным и по вечерам любил читать книги, которые приносил из гимназии.

      – Что ты читаешь, Сережа? – приставала Катя к брату, когда тот забирался с книгой куда-нибудь в уголок.

      – Отстань… Ты еще мала. Читай вон Майн-Рида или Купера.

      У Гриши на верхней губе пробивался черный пушок, что доставляло Любочке неистощимую тему для разных выходок. Она любила ходить по комнате и щипать верхнюю губу, чтобы Гриша это видел. Впрочем, рассердить Гришу было довольно трудно. Из задорного драчуна-мальчишки он превратился в добродушного молодого человека и относился к Любочке с самой обидной снисходительностью.

      – Скажите, пожалуйста, какой новый ученый открылся! – язвила иногда Любочка, перебирая книги на столе Гриши. – Ученые книжки только для важности читают… Давно ли резинку жевали и с сапожничьими детьми дрались, а теперь «История цивилизации Европы» началась.

      В сущности, Любочка завидовала Грише, особенно когда он начинал о чем-нибудь спорить с отцом. Откуда он успел набраться разных умных слов? О, она