Знаменитая книга. Александр Грин

родственники есть?

      – Нет.

      – Совсем нет?

      – Совсем нет, – весело улыбаясь, подтвердил Пафнутьев.

      – Вам надо лечиться, – серьезно сказал Крыга, – что же это, ведь пропадете так?

      – Пропаду, – вдруг зло и глухо бросил Пафнутьев; вскочив, он быстро забегал по комнате, шлепая босыми ногами. – Да, нервы расстроены, денег нет! И черт их дери, пропаду, так пропаду… А зачем жить? Скучно, холодно… Холодно, – остановившись и подергивая, как от озноба, плечами, повторил он.

      – Да вы идите, вам спать нужно, я уж не закричу.

      – Ах, милый, – сказал Крыга, – слушайте, я вам валерьянки дам. Хотите? Уснуть-то ведь нужно.

      – Не надо мне валерьянки, – сказал Пафнутьев, забегал, суетясь руками по незастегнутому вороту рубашки, остановился и, посмотрев рассеянно на Крыгу, прибавил: – Валерьянки?.. А дайте, отлично.

      Крыга, торопясь, вышел, плотно закрыв дверь. В полутьме коридора разбуженные криком и разговором жильцы высунулись из дверей, притаив дыхание; видны были только заспанные, обеспокоенные лица и руки, придерживающие дверь.

      – Что там? – шепотом спросила курсистка с усиками.

      – Да маленькое приключение, – сказал Крыга, – так, городская мелочь, шелуха жизни; человек пропадает – только и всего.

      Курсистка сделала озабоченное, недоумевающее лицо.

      – Что с ним, припадок?

      – Нет, насморк. Я ему валерьянки дам.

      Когда Крыга вошел снова, Пафнутьев, кутаясь в одеяло, сказал:

      – Черт его знает, еще погонят отсюда.

      – Зачем? – сказал Крыга. – Скажите, что во сне кошмар был. Полсотни накапайте. Уснете.

      – Усну. Спасибо.

      Крыга сунул ему графин и ушел спать. За стеной было тихо. – «Нет, теперь не уснешь, – собираясь раздеваться, сказал Крыга, – гвоздем засел в голове крик, весь дом насторожился после него. Так вот что…»

      Он взял шляпу, вышел на улицу и, чувствуя с некоторым удовольствием, что есть законный предлог по случаю бессонницы выпить, исчез в ресторане.

IV

      Франтоватый, выспавшийся Кильдин, увидев Крыгу, лениво взмахнул бровями, как бы говоря: «да, вчера пошалили, а впрочем, ничего особенного» – сосредоточенно поздоровался, корректно сел, сдвинув колени, высморкался и развалился на стуле, погрузив большие пальцы рук в верхние карманы жилета.

      – Мало сегодня в кафе народа, – сказал Кильдин. – А где Иванов?

      – Нет Иванова, – усмехнулся Крыга, – он придет, а ты расскажи.

      – Что?

      – А что вчера говорили.

      Кильдин гордо вздохнул.

      – О, есть приключения и приключения, – веско сказал он, – но ты, жестокий материалист, хочешь фактов.

      – Факты, конечно, были, – серьезно, с завистливым, вытянутым лицом произнес Крыга, – я знаю все: ты встретил солнечную женщину, прелесть девической мировой души, и сказкой прошла ночь.

      – Почти, – нагло сказал Кильдин, – но это все вне фактов, это особенное: улыбка, жест и полное соединение взглядами.

      – Здравствуйте, – сказал, роняя стул,