Иисус Христос – сын человеческий. Халил Джебран

из Тарса не видел нашей жизни за древними книгами.

      Иисус даровал дыхание в бездыханной казни. И в моей одинокой ночи я верю и я понимаю.

      Когда сидел он на скамье, он рассказывал истории, что заканчивались счастливым праздником, а его веселье искрилось пиршественной пищей и вином.

      А Павел предпочитал предписывать нам, когда следует преломлять хлеб и наполнять чаши радости.

      Он предлагал страдать, позабыв о любви.

Говорит Сын Человеческий «Мой друг»

      Друг мой, я – не тот, кто есть на самом деле. Кажущийся, но одетый в реальность, я ношу узор заботы на одежде, что ограждает меня от допросов и от моей неосторожности. «Я» во мне, друг мой, живет в доме тишины, и здесь останется навечно, непостижимое, недостижимое. Я не хотел бы верить в то, что говорю я, да и не верю я в то, что делаю, – для меня слова – не что иное, как твои мысли в звуках, а мои поступки – отраженье твоих собственных надежд в чистом виде. Когда ты говоришь: «С востока ветер задувает», я отвечаю: «Да, точно, не с востока дует он». А все потому, что не хотел бы я знать, что ум мой не поставит точку ни в жизни ветра, ни в жизни океана.

      Ты не можешь понять мои океанские надежды, да и я не хотел бы понимать тебя. Я хотел быть всегда одиноким океаном.

      Если дни, то с тобой, друг мой, если ночи, то со мной. До сих пор, даже если я и говорил о полдне, что танцует над холмами, и о багряных тенях, что подкрадываются к нему, это был разговор о пути по ту сторону долины; ты не можешь услышать песню моей тьмы, тебе не увидеть мои крылья, бьющиеся о звезды, – и я теряю сознание от нежелания слышать или видеть. Я хотел бы стать одинокой ночью, остаться один на один с ночью.

      Когда ты властвуешь в твоих небесах, а я обрушиваюсь в мой ад, даже когда ты кричишь мне сквозь необузданную бездну: «Мой компаньон, товарищ мой», и я кричу в спину тебе: «Товарищ мой, мой компаньон» – даже тогда я не хотел бы показать тебе мой ад. Пламя тщится обжечь зрение, а чад – набиться в легкие. И я люблю мой ад. Я хочу быть в одиночестве моего ада.

      Ты любишь истину и красоту, и закон, и я ради Слова готов любить все это. Но в сердце моем смеюсь я над этой любовью. До сих пор мне не хотелось бы всматриваться в оскал моего смеха, не хотелось бы явить его другим. Я хотел быть одиноким смехом, хотел остаться наедине с моим одиноким смехом.

      Друг мой, ты – творение добра, предусмотрительности и мудрости; более того, ты – творенье Превосходства – а я всего лишь тот, кто говорит с мудрыми и предусмотрительными. И до сих пор я был безумен. Но я скрывал мое безумие. Я хотел быть одиноким безумием.

      Друг мой, ты – не мой друг, неужели ты этого еще не понял? Моя тропа – не твоя тропа, но пока что мы идем по ней вместе, рука об руку.

      Свидетельские показания Саломеи, женщины-подруги

      Ты есть мелодия, что в моих слезах к небесам взлетает, мысль нежнейшая, которой не постичь мне.

Признание Сына Человеческого

О неисполненном желании

      Он казался тополем, мерцающим на солнце;

      Он казался озером меж холмов медовых,

      Озером, что нежится на солнце;

      Он