Заяц над бездной (сборник). Дмитрий Иванов

сказать: я был внуком Моши Бордея. Поэтому мою рожу Славик ни разу не бил.

      А второй была рожа милиционера, который недавно женился, его жену звали Рая. А милиционера звали Гена. Бить милиционера – как говорил Славик, это – крайняки. А мы против крайняков. Так Славик говорил.

      В тот день Гена смотрел, как танцует Рая, в бочке с виноградом. Гена успел привыкнуть к фокусам, которыми характер Раи был чрезвычайно богат, и все же, как все прочие мужчины во дворе, он не мог удержаться. Он смотрел на ее голые, забрызганные виноградным соком ноги.

      И еще мне казалось, что иногда он быстро переводил взгляд на меня – я стоял прямо напротив него, и только Раины ноги заслоняли нас друг от друга.

      Гена был красивый здоровенный мужик тридцати шести лет. Он говорил басом и каждые две недели стриг затылок. Он жил в нашем дворе по меркам местной истории недавно – три года. Вообще он был темная личность. До того как Гена женился, он вел образ жизни скрытный для милиционера, можно даже сказать, подозрительный. Уходил рано утром, приходил поздно вечером, и почти всегда с какими-то хмурыми мужиками. Изредка заходил к Моше Бордею, брал банку вина, и полуночничал со своими хмуряками.

      Мош Бордей – мой дед – не любил Гену, за глаза называл его «Кыне», что с местного наречия значит – «Пес».

      Но однажды в жизни Гены появилась Рая. Сразу было заметно, что Гена сильно, как-то по-собачьи сильно полюбил Раю и стал как-то менее тёмен и подозрителен. Хмуряки стали появляться с Геной все реже, а Рая – все чаще.

      А потом, однажды утром, во двор вышла Рая и стала развешивать на веревке полотенца и наволочки – в общем, стала в нашем дворе жить.

      В тот день, в Праздник урожая, во двор вышла еще баба Саша. Она была очень старая и страшная цыганка. Глаза у нее были как у орла – выпуклые, черные – и смотрели в разные стороны. Волосы у нее были белые, она заплетала их в две короткие толстые косы. В детстве, когда я думал про смерть, я думал, что смерть выглядит как баба Саша, и у смерти тоже две белые косы, и она тоже улыбается человеку золотыми зубами, прежде чем забрать его навсегда. Баба Саша меня угощала конфетами. Позовет меня, мне страшно, но подхожу, и на меня смотрит один ее глаз, а другой глаз смотрит в тучи на небе. Баба Саша кладет мне руку на голову, сверху. У нее сухая, большая ладонь. И вдруг куда-то девается все – и время, и место. Альберт Эйнштейн так хотел, но не мог. А баба Саша могла. И вот я стою один посредине двора и держу в руке конфету. А бабы Саши нет уже рядом. Исчезла. Цыганка, что с нее возьмешь.

      Еще во дворе вижу дядю Яшу. Фамилия у него была Яковлев. Дядя Яша воевал, был на войне сыном полка и имел награды. После войны он стал работать в тюрьме. Это была легендарная тюрьма – она находилась недалеко от нашего двора. Легендарна она была трехвековой историей, очень высокой стеной вокруг и героем Гражданской войны Григорием Ивановичем Котовским, бежавшим однажды из мест заключения посредством прыжка через очень высокую стену. Кем работал в тюрьме дядя Яша, никто