Три пути смертного. Маг. Воин. Человек. Андрей Дорогов

стоящей в холодильнике.

      – Меня не было в квартире.

      – Ах, да извините, – капитан, достав из кармана чек, начал изучать его.

      Поднял голову к потолку.

      – У, вас тут звукоизоляция?

      – Люблю, знаете, тишину.

      – То-то я гляжу потолок странный какой-то. Хорошая?

      – На барабанной установке можно играть, никто не услышит.

      – Или во время секса, так кричать, что ни звука наружу не проникнет.

      – Это, вы, к чему? – Максим вскинул брови, изображая удивление.

      – Да так, – неопределенно ответил капитан.

      – А, вы, выпить хотите, товарищ капитан? – Максим решительно направился к холодильнику.

      – К чему этот вопрос, – капитан качнулся с носка на пятку.

      – К тому, что я хочу выпить, а один не привык.

      – Недавно, вам это не помешало, – сделал выпад, опер.

      – Тогда были особые обстоятельства, – парировал Максим.

      – Какие, если не секрет?

      Максим замер перед открытым холодильником. Молча повернулся к спрашивающему. Взглянул прямо в серые усталые, с льдинками на дне, глаза.

      – Годовщина, со дня гибели семьи, – голос еле-еле, на самой грани, дрогнул.

      – Извините, – опер кажется смутился, и первым отвел глаза. Дальше развивать тему он не стал.

      – Так будете? – Максим повернулся к холодильнику.

      – Моя смена кончилась, так отчего не выпить с хорошим человеком?

      Максим услышал, как скрипнуло кресло.

      – Только у меня с закуской беда, сок томатный, пара сладких перцев и огурчики соленные, – он выставил на придвинутый к креслу журнальный столик, запотевшую бутылку, пару стопок, стаканы под сок и нехитрую закуску.

      – Самое то, не есть собрались, – Крюков улыбнулся.

      Улыбка у него была хорошая, открытая. Светлая, в общем, улыбка. Давно Максим не видел, чтобы так по-хорошему улыбались. И улыбался он явно не представившемуся случаю выпить. Не похож был опер на любителя выпить.

      Иван Петрович, ловко скрутил пробку, не глядя разлил, поровну разлил, между прочим. Они не чокаясь, лишь приподняв в знак уважения рюмки, выпили.

      – Хороша, водочка, – опер звонко щелкнул, по бутылке.

      Максим тем временем, сноровисто порезал перец, налил в высокие стаканы сок. Выложил из банки, маленькие, не больше мизинца, корнишоны, и разлил по второй. Не так ловко как, гость (именно гость, человек с которым разделил еду и питье для него становился гостем, с кем попало Максим не пил), но пришлось обоим ровно.

      Выпили по второй. С хрустом закусили сладким болгарским перцем. Не чинясь, Крюков, плеснул по третьей:

      – Дабы не нагрелась.

      Очередная порция водки вслед за своими товарками легко скользнула в пищевод. Напряжение все это время державшее Максима, стало отпускать. И видимо не одного его, широкие плечи гостя, немного расслабились. Они синхронно достали курево и с наслаждением закурили. Максим откинулся на спинку кресла, чувствуя, как гость сквозь полу прикрытые веки наблюдает за ним.

      «Рано расслабляться, брат,