Соленый арбуз. Владимир Орлов

куда идти? Некуда. Просто идти, и все.

      «Ну вот, – подумал Букварь, – все просто…» Он так и не мог понять, радоваться или огорчаться тому, что произошло.

      Зойкины сапоги ступали медленно и чуть кокетливо, и Букварь снова вспомнил розовую полоску чулка.

      – А ты быстрый, – сказала Зойка.

      – А чего? – не успел среагировать Букварь.

      – Ты всегда такой? – В голосе Зойки слышались и ирония, и горечь, и усталость, и любопытство.

      – Всегда такой, – бодро проговорил Букварь.

      Ему хотелось казаться сейчас настоящим мужчиной, сильным, великодушным и энергичным. Он думал, что выглядит со стороны именно таким. Говорил глухо и значительно. Переставлял ноги медленно, словно не был уверен, стоит ли это делать.

      – Ну, конечно, – сказала Зойка, – в тебе есть что-то такое… ну, неотразимое…

      – Ну что ты! – скромно сказал Букварь.

      – Нет, серьезно. Ты, наверное, всегда нравился девчонкам?

      – Да вроде…

      – Они вешались тебе на шею?

      – Бывало, – не стал разочаровывать ее Букварь.

      – А были у тебя девчонки, которых ты запомнил?

      – Были, – не сразу ответил Букварь. – Одна была высокая, стройная. Чемпионка области по фигурному катанию. У нее здорово получались прыжки с оборотом. Она любила, когда я покупал ей мороженое… И еще одна… Рыжая… Искусствовед в музее. Та всегда торчала около нашего дома, делала вид… И еще…

      – Вот ведь, – то ли с уважением, то ли с иронией произнесла Зойка.

      – Да, вообще-то были…

      Никого не было. Все он врет. Хвастает. Чтобы казаться мужчиной. Понимает, что врать глупо, стыдно, и все равно врет. Словно кто-то тянет его за язык. Сколько раз он ловил себя на том, что начинает хвастать! Чтобы казаться лучше, чем есть. Чемпионка! Когда-то мальчишкой он мечтал, что та, которую он полюбит, будет фигуристкой.

      Букварь покраснел и для того, чтобы оправдаться, сказал резко:

      – А ты, я слышал, запомнилась многим…

      – Кому это?

      – Ну… ну хотя бы Бульдозеру и Кешке.

      – Кешку ты брось. Кешка – святой человек. – Она сказала это серьезно и сердито.

      И снова шли молча, словно не было той минуты под фонарем.

      Клуб все еще светился слева, вдалеке, и Букварь пожалел о том, что он не стоит у стены и не слышит, как шипит корундовая игла радиолы.

      Сзади зашагали сапоги. Много сапог. Сапоги спешили.

      Букварь не успел обернуться, потому что Зойка дернула его за рукав. Он, так и не сообразив, чего она хочет, отскочил в сторону вслед за ней. Зойка потянула его за руку, толкнула за черный угол общежития. Так они стояли молча, не дыша, прижавшись спинами к мокрой стене.

      Мимо, по дороге, шли с танцев парни и девчата. Шли быстро, хозяйским шагом. Букварь знал их. Они работали в бригаде Чугунова. Марийцы и двое из его, Владимирской, области. Говорили громко и смеялись громко, словно всему Курагину хотели сказать: «Смотрите. Вот мы идем. Вот мы какие».

      Букварь смотрел им в спины и вдруг понял, что испытывает чувство, похожее