Русские символисты. Валерий Брюсов

я вторил ей, – жалобно звеня!..

      Всю свою жизнь Случевский был этой звенящей струной, которая могла только стонать от ужаса перед всем виденным, но, против воли, была должна вторить славословиям господу богу.

1904

      «Н. М. Минский. Опыт характеристики»[17]

1

      Н. Минский начинал свою поэтическую деятельность в 80-х годах, как ученик С. Надсона.

      Достаточно известно, какой «поэтики» придерживался Надсон. Он писал:

      Лишь бы хоть как-нибудь было излито

      Чем многозвучное сердце полно!

      Это «как-нибудь» и было девизом его самого и его школы. У Надсона и его учеников размер стихов не имел никакого отношения к их содержанию; рифмы брались первые попавшиеся и никакой роли в стихе не играли; а чтобы звуковая сторона слов соответствовала их значению – об этом никому и в голову не приходило. Невыработанный и пестрый язык, шаблонные эпитеты, скудный выбор образов, вялость и растянутость речи – вот характерные черты надсоновской поэзии, делающие ее безнадежно отжившей. Стихи Фета, написанные в те же годы, близки нам, как что-то наше, современное; стихи Пушкина и даже его скромных современников, хотя бы Веневитинова, написанные чуть не сто лет назад, – живы и юны. Стихи Надсона – это что-то мертвое, нам непонятное, нам чужое.

      Н. Минский, в свое время, очень точно усвоил себе все недостатки надсоновской манеры, усугубив их еще одним, ему лично присущим свойством: плохим знанием русского языка. Пересказывать в рифмованных строчках банальные общие места – вот что Минский в течение десяти лет считал делом поэта, и это дело выполнял он с истинным рвением. Памятником его усердия остались первые три тома[18] его «собрания стихотворений», наполненные «Гражданскими песнями», речами «Агасферов» и «Прометеев». Скукой, неодолимой, убийственной скукой веет с этих страниц, и глубоко жаль, что у г. Минского недостало вкуса или мужества выкинуть из своего собрания этот хлам, решительно никому не нужный.

      Разбирать стихи Минского этого периода – потерянный труд. Что общего с поэзией, с искусством имеют такие, напр., упреки Агасфера богу:

      О, когда в этот мир, полный трупов и смрадный,

      Ты, толкнувши меня, сам укрылся, злорадный,

      За покровом вещей, моим стонам чтоб внять,

      Хоть причин такой злобы нельзя мне понять, –

      Так услышь же ты стон мой…

      Или что, кроме веселой улыбки, могут возбудить теперь такие «образы»:

      Как живой ты отлился в душе у меня…

      ______

      Пойдешь вправо, – жди совести тяжкой потери.

      ______

      Может быть, я первый стану грома пищей…

      ______

      Мои глаза

      Улыбкой дивной упились.

      ______

      И пусть написанный портрет

      Ценители казнят улыбкой.

      На каждом шагу здесь встречаются пустые, условные выражения: «змея тоски», «холодная змея клеветы», «бездна порока», «мятежный восторг», «огонь желаний», «жены» вместо «женщины», «певцы» вместо «поэты», «сыны долин», «сыны города» и т. д. За рифмы сходят «укоризны» и «жизни» (несколько

17

Н. Минский. Полное собрание стихотворений. Четыре тома. Изд. 4-ое М. В. Пирожкова. СПб., 1907.

18

Второй том занят драмами, написанными, кажется, несколько позже, но по манере письма вполне относящимися к первому периоду деятельности Минского.