Тысяча и одна ночь. Том XIV. Эпосы, легенды и сказания

с любящим ланиты, что встретились.

      На ветке они блестят, в чудесном несходные.

      Один из них тёмен, а другой – в нем сияние.

      Обнялись они, и вдруг доносчик их испугал:

      Один покраснел, смутясь, другой побледнел в тоске.

      И были в этом саду абрикосы, миндальные и камфарные, из Гиляна и Айн-Таба, и сказал о них поэт:

      Вот абрикос миндальный – как влюблённый он,

      Когда пришёл любимый и смутил его.

      А влюблённого в нем довольно качеств, поистине:

      Лицом он жёлт, и разбито сердце всегда его.

      И сказал о них другой и отличился:

      Взгляни на абрикос ты: цветы его –

      Сады, чей блеск глаза людей радует.

      Как яркие светила, блестят они,

      Гордятся ветки блеском их средь листвы.

      И были в этом саду сливы, вишни и виноград, исцеляющий больного от недугов и отводящий от головы жёлчь и головокружение, а смоквы на ветвях – красные и зеленые – смущали разум и взоры, как сказал о них поэт:

      И мнится, что смоквы, когда видно в них белое

      И вместе зеленое среди листвы дерева, –

      То румов сыны на вышках грозных дворцов стоят,

      Когда опустилась ночь, и настороже они.

      А другой сказал и отличился:

      Привет наш смоквам, что пришли

      На блюде в ровных кучках к нам,

      Подобны скатерти они,

      Что свёрнута, хоть нет колец.

      А другой сказал и отличился:

      Насладись же смоквой, прекрасной вкусом, одетою

      Дивной прелестью и сближающей внешность с сущностью.

      Вкушая их, когда ты их попробуешь,

      Ты ромашки запах, вкус сахара почувствуешь

      Когда же на подносы высыпают их,

      Ты шарам из шелка зеленого уподобишь их.

      А как прекрасны стихи кого-то из поэтов:

      Сказали они (а любит сердце моё вкушать

      Другие плоды, не те, что им так приятны):

      «Скажи, почему ты любишь смокву?» И молвил я:

      «Один любит смоквы, а другой – сикоморы».

      Но ещё лучше слова другого:

      Мне нравится смоква лучше всяких других плодов,

      Доспеет когда, листвой обвившись блестящей.

      Она – как молящийся, а тучи над ним дождят,

      И льют своих слез струи, страшатся Аллаха.

      И были в этом саду груши – тирские, алеппские и румские, разнообразных цветов, росшие купами и отдельно…»

      И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

      Восемьсот шестьдесят пятая ночь

      Когда же настала восемьсот шестьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что сыновья купцов, когда пришли в сад, увидали там плоды, которые мы упомянули, и нашли груши тирские, алеппские и румские, разнообразных цветов, росшие купами и отдельно, жёлтые и зеленые, ошеломляющие взор. И поэт сказал о них:

      Порадуйся же груше ты! Цвет её

      Подобен цвету любящих – бледен он.

      Сочтёшь её за деву в плаще её,

      Лицо своё завесой закрывшую.

      И были в этом саду султанийские