Овернский клирик. Андрей Валентинов

брат Гильом, слева – ложе. Я неплохо вижу в темноте, но если хотите – зажгу лучину.

      – Нет, не надо. – Я наконец-то оправился от смущения. – Я тоже вижу, но мне надо немного привыкнуть.

      Темный силуэт качнулся – отец Эльфрик отошел от окна и оказался рядом.

      – Вот как? Это редкий дар… У вас болит голова, брат Гильом?

      – Что? – Я невольно поднес руку к ноющему с вечера виску.

      Внезапно я почувствовал, как боль исчезает без следа. Захотелось немедленно перекреститься, но я сдержался, чтобы не обидеть старика. Казалось, он понял – в темноте послышался такой неожиданный в этих суровых стенах смех.

      – Полно, брат Гильом! Извините, иногда забываю…

      Что именно он забывает, отец Эльфрик уточнять не стал, а я не решился переспрашивать.

      – Брат Гильом, вам предстоит трудный и опасный путь…

      Отец Эльфрик сделал паузу, а меня посетила грешная мысль. Отец аббат обещал никому не рассказывать о нашей миссии…

      – Не судите строго отца Сугерия. – Я вздрогнул, настолько слова затворника пришлись к месту. – Он очень беспокоится о вас. К сожалению, то, о чем он просит, выше моих скромных сил.

      Просит? Наверное, отец аббат и сам начал верить в рассказы, ходившие об отец Эльфрике. Я почувствовал внезапное раздражение. Сейчас старик предложит мне какой-нибудь амулет с коренным зубом Святой Екатерины…

      – Теперь вы сердитесь на меня. – Отец Эльфрик покачал головой, и мне стало не по себе. – Понимаю! Предстоит разбираться в кознях епископа Памье и сеньора д'Эконсбефа, а тут среди ночи вам навязывает свое общество выживший из ума старикашка, сорок лет не выходивший за монастырскую ограду!

      Глаза привыкли к темноте, и я уже мог разглядеть его. На этот раз он был не в ризе, а в простой рубахе, и лицо было открыто – худое, с резкими острыми чертами. Странным блеском светились глубоко посаженные, большие глаза. Затворник вовсе не выглядел старикашкой – а ведь ему должно быть не менее восьмидесяти.

      – Отец Эльфрик, я…

      – Не надо, – длинная худая рука нетерпеливо дернулась. – Не называйте меня так. Я – брат Эльфрик, такой же смиренный сын Сен-Дени, как и мы все. И я просил вас прийти вовсе не для того, чтобы вручить вервие, которым опоясывался Святой Ашель, дабы оно хранило вас от козней окситанской нечисти.

      – Я бы не отказался, – мысль показалась забавной, но в глубине души все мы верим, что подобные детские чудеса случаются.

      – Увы… Я не такой ученый человек, как вы, отец Гильом, но давно понял, что лишь Сила Божья может защитить от Врага. Но эту Силу не сохранишь в реликварии. Да пребудут с вами Господь и Святой Бенедикт!

      Он осенил себя крестом, и я последовал его примеру. Наступила тишина. Мне показалось, что отец Эльфрик хочет сказать что-то важное. Хочет – но не решается.

      – Брат Гильом, в беседе с отцом Сугерием вы упомянули дэргов.

      – Да… – этого я уж совсем не ожидал. Какое дело затворнику