Блеск и нищета бижутерии. Повседневные украшения в России и СССР, 1880–1980 годы. Елена Юрова

очень нелегко сломать.

      Красота венецианских бус не оставила равнодушной и выдающуюся художницу А.П. Остроумову-Лебедеву. В своих воспоминаниях о путешествии по Италии в 1903 году она пишет: «Еще раньше, во время нашего пребывания в Риме, в археологическом музее, рассматривая этрусские изделия, мы обратили внимание на красивые мозаичные бусы, дошедшие до нас с древних времен. Приехав в Венецию, вдруг неожиданно у одного продавца мы заметили точь-в-точь такие бусы. Мы заинтересовались ими, но продавец пренебрежительно отозвался о них, сказав, что это “неходкий” товар. Узнав от него, что они выделываются здесь, в Венеции, мы решили поехать на фабрику и осмотреть это производство.

      Ехали мы в гондоле очень долго… Служащие фабрики приняли нас очень любезно и просили немного подождать, пока один из них достанет нам от директора пропуск… Мы не жалели, что побывали на фабрике. Нам показали подробно все производство, что было очень интересно.

      Их бусы и бисер расходились во все страны мира, много шло в Россию и распространялось в ней до самых глухих областей Севера. Подражанию же этим этрусским бусам они не придавали коммерческого значения, а смотрели на это как на художественное достижение в своем производстве. Они просили нас взять на память из образцов то, что нам понравится…» (А.П. Остроумова-Лебедева. Автобиографические записки. Т. 1. М., 2003). Долго плыть в гондоле Анне Петровне и ее друзьям пришлось потому, что центр стеклоделия в Венеции находится на острове Мурано, где до сих пор располагаются стекольные мастерские и музей стекла.

      Фальшивки

      Мозаики из смальты и бусы «миллефиоре» были «аристократами» среди ювелирных изделий из стекла. В основном же стекло в Европе использовалось для имитации драгоценных камней. Долгое время настоящие драгоценности считались единственно допустимым украшением порядочной женщины, а фальшивки оставались уделом дам полусвета и прислуги. В этом отношении очень характерна небольшая бытовая зарисовка из рассказов Н.Э. Гейнце «От Москвы до Петербурга» (1912 г.): «Она взглядывает на него и, сдернув с правой руки перчатку, сверкает крупными бриллиантами своих колец. Джентльмен пристально смотрит попеременно то на нее, то на ее кольца и многозначительно улыбается. Один из юнцов перехватывает эту улыбку на лету и пересаживается поближе к джентльмену. Разговор начинается с взаимного одолжения спичкой и быстро переходит в более интересную беседу.

      – Какова?.. Не правда ли, красавица?.. – восторженно спрашивает юный Марс.

      – Да… недурна!.. – снисходительно поводит франт своими выхоленными усами. – Подержана немножко!.. А все-таки живет!

      Разговор происходил на французском диалекте. Джентльмен говорит не совсем шепотом. Гвардеец тревожно озирается.

      – Тише! – остерегает он своего нового знакомого. – Она может услыхать.

      – Пускай ее слушает на здоровье! Все равно ничего не поймет! Это из отечественных!

      – Почему вы думаете?

      – Я не думаю, а наверно