Тень Великана. Бегство теней (сборник). Орсон Скотт Кард

власти своих сторонников, сейчас как раз наступил подходящий момент для речей о том, сколь нечестивым поступком для неверного вроде Питера является упоминание имени Господа или заявление, будто возможен мир во всем мире до того, как тот окажется под властью халифата. Но вместо этого Алай сказал:

      – Я слушаю всех, но повинуюсь только Аллаху.

      – В свое время ислам ненавидели и боялись во всем мире, – сказал Питер. – Та эпоха закончилась задолго до нашего рождения, но ваши враги пытаются возродить старые истории.

      – В смысле – старые выдумки?

      – Судя по тому, что никто не может собственной персоной совершить хадж и остаться в живых, не все истории – ложь. Во имя ислама было создано чудовищное оружие, и во имя ислама с его помощью уничтожили самое священное место на Земле.

      – Оно не уничтожено, – возразил Алай. – Оно защищено.

      – Там такая радиация, что никто не может выжить в радиусе ста километров. И вам известно, во что превратился Аль-Хаджар-аль-Асвад[2] после взрыва.

      – Камень сам по себе не является священным, – сказал Алай, – и мусульмане никогда ему не поклонялись. Мы лишь использовали его как знак памяти о священном завете Аллаха Его истинным последователям. Теперь же, когда его молекулы распылены по всей Земле как благословение для праведников и проклятие для нечестивцев, мы, последователи ислама, продолжаем помнить, где он находился и что означал, и обращаемся в ту сторону во время молитвы.

      Подобную проповедь он наверняка произносил уже не однажды.

      – Мусульмане в те темные времена пострадали больше всех, – сказал Питер. – Но большинство помнят не об этом. Они помнят о бомбах, от которых погибали невинные женщины и дети, и о фанатиках-самоубийцах, ненавидевших любую свободу, кроме свободы подчиняться крайне узкому толкованию шариата. – Заметив, как напрягся Алай, он поспешно добавил: – Я не могу ни о чем судить сам – я не жил в то время. Но в Индии, Китае, Таиланде и Вьетнаме есть люди, которые боятся, что солдаты ислама придут к ним не как освободители, но как завоеватели. Что они станут вести себя как надменные победители. Что халифат никогда не даст свободу тем, кто радостно его встретил и помог одержать верх над китайскими завоевателями.

      – Мы не принуждаем к исламу ни один народ, – сказал Алай. – Те, кто заявляет иначе, – лгут. Мы лишь просим их открыть двери проповедникам ислама, чтобы люди могли выбрать сами.

      – Прошу прощения, – возразил Питер, – но люди мира видят эту открытую дверь и замечают, что никто сквозь нее не проходит, кроме как в одну сторону. Как только нация выбирает ислам, людям больше не позволяется выбрать что-то иное.

      – Надеюсь, я не слышу в твоем голосе эхо Крестовых походов?

      «Крестовые походы, – подумал Питер. – Старое пугало». Значит, Алай действительно вступил в ряды сторонников фанатичной риторики.

      – Я лишь передаю то, что говорят среди тех, кто желает объединиться в войне против вас, – сказал Питер. – Именно этой войны я надеюсь избежать. То, чего безуспешно

2

Черный камень в одной из стен Каабы, объект священного поклонения мусульман.