Ледокол. Валерий Рощин

сообщил Андрею Николаевичу Петрову о вылетевшем с «Корчагина» вертолете, дабы тот успел спокойно собраться.

      – Везут капитана? – равнодушно поинтересовался тот.

      – Так точно.

      – По мне распоряжения есть?

      – Да, вам приказано после дозаправки вертолета следовать на «Корчагин».

      – Понял. Спасибо. Известите меня, когда борт будет заходить на посадку.

      – Так точно, товарищ капитан, сделаю…

      Получив информацию, бывший капитан ледокола неспешно собрал личные вещи и упаковал их в один чемодан. Завершая сборы, он снял со стены две фотографии. На первой были жена и сын, на второй – родители. Он бережно обернул оба портрета тельняшкой и уложил поверх остальных вещей.

      Затем надел парадный мундир; смахнул пыль с фуражки, провисевшей на крючке гардероба с тех пор, как судно вошло в зону субполярного климата. И, присев на стул, принялся ждать…

      Когда радист Зорькин вторично позвонил по телефону и сообщил о снижающемся вертолете, Петров поднялся, подхватил чемодан, надел фуражку и покинул каюту.

      Пройдя лабиринтами знакомых коридоров, он вышел на палубу, повернул в сторону кормы, где размещалась вертолетная площадка. И вдруг по пути обнаружил выстроившуюся в одну шеренгу команду ледокола. Практически всех ее членов, за исключением тех, кто был на вахте.

      Придерживая головные уборы, чтоб сильный ветер не сдул их в океан, моряки с грустью смотрели на своего капитана. Второй помощник Банник беззвучно вздыхал. Судовой врач Долгов теребил пестрый гражданский шарф, обмотанный вокруг шеи. Боцман Цимбалистый держал на руках Фросю.

      Чуть замедлив движение, Петров прошел вдоль шеренги, в последний раз вглядываясь в лица тех, с кем пришлось длительное время проработать бок о бок.

      Меж тем, борясь с ветром, вертолет медленно подкрадывался к палубе. Бывший капитан ускорил шаг, однако вскоре был вынужден остановиться.

      – Андрей Николаевич! – послышался до боли знакомый голос с кавказским акцентом.

      Из надстройки выскочил кок с большим свертком в руках. Подбежав, он сунул его Петрову.

      – Лететь долго, а обед вы пропустите. Возьмите. Это осетинские пироги.

      – Спасибо, Тимур, – смущенно пробормотал капитан.

      И, пожав его руку, вновь двинулся в сторону кормы.

      Цимбалистый осторожно поднял лапу Фроси и помахал ей вслед Петрову.

      – Нормальный был кэп – деловой, грамотный, человечный, – пробасил Банник. – Жаль, не уберегли…

      – И чего им там в голову взбрело? – согласился Долгов.

      На что второй помощник с презрением покосился на Еремеева, стоящего в стороне от команды и неодобрительно наблюдавшего за «церемонией прощания».

      Через полминуты строй распался: часть команды отправилась в надстройку, а командный состав потянулся к площадке для встречи «вертушки»…

* * *

      Кукушкину было невероятно тяжело.

      Чем ближе оказывалась палуба стоящего во льдах ледокола, тем меньше становилась поступательная скорость Ми-2 и тем заметнее было влияние порывистого ветра.

      – Какого