Странная женщина. Марк Котлярский

Губки у нее по-прежнему были сжаты, коленки дрожали, и вся она представляла собой пружину, готовую распрямиться в любой момент.

      Временами становилось страшно за эту девочку; хотелось обнять ее, погладить по головке и сказать:

      – Бася, солнышко, успокойся, пойдем лучше посидим, выпьем кофе, поболтаем, и ты расскажешь мне, малышка, кто же тебя так обидел…

      Но… глаза ее смотрели, не мигая, словно остановившись на какой-то одной точке: ни дать, ни взять – живая иллюстрация стихотворения «Смерть пионерки», написанного багровым от высокого давления Багрицким – «Валя, Валентина, что с тобой теперь…», «Нас водила молодость в сабельный поход…», «Возникай содружество ворона с бойцом…», ну и т. д.

      – Да ты романтик, – сказал мне знакомый психолог, случайно познакомившись с Басей, – никакая она не бедная. Злая девчонка, прекрасно знающая, чего она хочет, а главное – добивающаяся того, чего она хочет. Учили ее так…

      – С чего ты взял? – спросил я.

      – У нее же на лбу написано: проходила тренинг личностного роста. Это очень модно сейчас, поверь! – сказал психолог.

      И я поверил.

      Хотя Басю было все равно жаль.

      – Слушай, – продолжил я, – а помнишь, у Тургенева было такое стихотворение в прозе – «Порог»? Мы его в школе наизусть учили. Там о девушке-революционерке, которая стоит перед выбором – идти ей в революцию или не идти. И заканчивается стихотворение тем, что кто-то о ней говорит, что она дура, кто-то, что – святая…

      – Помню, конечно. – Психолог пожал плечами. Но твоя Бася – не дура, не святая, и даже не святая дура. Прости за прямоту, но это обычный «гомо сапиенс вульгарис», особый подвид столичных барышень, торжество серости, популяция такая…

      – Какая в попу ляция? – съязвил я.

      – А такая… – повторил мой собеседник, вздохнув, – что всё делают через попу. Ни ума, ни сердца. Эсэмэсное сознание…

      – Бедная Бася… – пробормотал я упрямо. И подумал о странной игре созвучий и смыслов – о том, что всего лишь одна буква в окончании имени вмиг превращает серую столичную мышку в великого японского поэта Басё («Осень уже пришла!» – Шепнул мне на ухо ветер…»). Хотя может быть и наоборот: это Басё сменил одну букву в имени, чтобы, повинуясь бессловесному закону реинкарнации, очутиться в теле девочки Баси, столь рьяно отстаивавшей свое право на существование.

      Право, сосуществование в одном теле Басё и Баси я бы отнес к одной из самых удачных шуток Создателя.

      Дарума, или Проездом из Жлобина

      Жаба с красными очами,

      острый взор сторожевой.

      Создавал Господь ночами

      заскорузлый образ твой,

      бородавчатый и кроткий,

      ядовит и непригож…

      Что тебе сказать, уродке:

      – ты одна не подведешь.

      В нашем нищем огороде

      встречу я с тобой рассвет.

      Прочь, небесное отродье,

      неизбывный мой портрет!

Григорий Трестман

      – Срезал ты его, – скажут Глебу.

      – Ничего, – великодушно заметит