Источник. Джеймс А. Миченер

мужчин и женщин, занятых работой в кибуце. Они обладали на удивление привлекательной внешностью, и Куллинейн подумал: потребовалось всего несколько лет, чтобы сутулый еврей из гетто превратился в крепкого, здорового фермера. Глядя на мускулистых молодых людей, особенно на женщин с их свободными движениями, он не мог понять, в самом ли деле они евреи. Блондины с голубыми глазами, они скорее напоминали шведов; светловолосые юноши с ежиком волос на головах крепкой лепки смахивали на немцев; были тут и рыжие, типичные американцы, и интеллигентные личности английского типа; среди них присутствовала загоревшая до черноты молодежь, неотличимая от арабов. Обыкновенный человек, оказавшийся среди разнообразного населения кибуца Макор, мог бы выделить не более десяти процентов тех, кто соответствовал его представлению о евреях, и одним из них был Джемал Табари, чистокровный араб.

      – Мы договорились с кибуцем о трех главных вещах, – объяснил Элиав, когда группа вошла в большую столовую. – Спать мы тут не будем. Мы будем тут питаться. И до начала сбора урожая мы можем нанимать кибуцников для работ на раскопках.

      – Это хорошо или плохо? – спросил Куллинейн.

      – Успокойся, – сказал Элиав. – Мы обратили твое внимание на этот холм лишь потому, что кибуцники будут очень тщательно опекать нас. «Смотри, что мы выкопали из нашего холма!» Здешние дети обожают археологию, как американские – бейсбол.

      Едва археологи расселись в просторной столовой, являющейся в то же время и клубом, как к ним подошел и представился худой, коротко стриженный моложавый мужчина лет тридцати пяти, в шортах, футболке и сандалиях:

      – Шварц… секретарь этого кибуца. Рад, что вы будете есть вместе с нами.

      Куллинейн начал с вежливой академической формулировки:

      – Мы хотим, чтобы вы знали, насколько мы ценим…

      Но Шварц прервал его:

      – Мы ценим ваши доллары. – Он резко махнул девушке, которая разливала кофе.

      – Откровенный парень, – пробормотал Куллинейн, когда Шварц отошел от них.

      – В нем ты можешь увидеть нового еврея, – как бы извиняясь, сказал Элиав. – Именно в таких и заключена сила Израиля.

      – Откуда он? Говорит он как американец.

      – Толком никто не знает. Наверное, он называет себя Шварцем, потому что смуглый. Он пережил, один Бог знает как, и Дахау и Освенцим. У него нет ни семьи, ни прошлого, остался только голый напор. Когда он вернется, посмотри на его руку.

      Симпатичная рослая и крепкая девушка в обтягивающих шортах подошла к их столу, расставила чашки и блюдца и стала разливать кофе с таким видом, словно разливала жидкий цемент. Оставив кофейник на тот случай, если кто-нибудь захочет добавки, она отошла за сахаром, но Шварц уже опередил ее и поставил сахарницу перед Куллинейном.

      – Американцы хотят, чтобы все было сладким, – сказал он, но Куллинейн не обратил внимания на его слова, потому что смотрел на левую руку Шварца, где виднелся вытатуированный номер концлагеря: S-13741.

      – Родимое пятно, – сказал Шварц.

      – Вы