Спящий. Павел Корнев

карандашом кончик крупного носа.

      – Где я? – повторил я свой вопрос, так и оставшийся без ответа.

      – Что? – встрепенулся медик. – А! Вы в больнице.

      Я шумно вздохнул и уставился в потолок.

      – Что со мной, доктор? – спросил, заранее ожидая услышать какую-нибудь неудобоваримую медицинскую терминологию, но вместо этого врач спросил:

      – Можете пошевелить рукой или ногой?

      – Нет.

      Медик нервно потупился.

      – Одна из пуль попала в позвоночник. Вероятно, был поврежден спинной мозг, и вы останетесь парализованным до конца жизни.

      – Чушь! – выругался я и зашипел от всколыхнувшейся в голове боли.

      – Сохраняйте спокойствие! – потребовал врач. – Диагноз еще не окончательный!

      – Я должен связаться с поверенным. Я достаточно состоятелен и могу позволить себе лучших специалистов!

      – Вам придется поговорить об этом с профессором.

      – Вы должны передать мое сообщение поверенному!

      – Единственное, что я должен, – перебил меня врач, – это осмотреть раны и скорректировать курс лечения. Только и всего! Все остальное вам предстоит обговорить с заведующим отделением!

      – Так позовите его! – сорвался я на крик.

      – Профессор осмотрит вас, как только у него появится свободное время, – объявил медик и распахнул дверь, позволяя санитару закатить в палату тележку с хирургическими инструментами, бутылочками с лечебными растворами и мотками бинтов.

      – Я хочу видеть профессора немедленно! – потребовал я, срываясь на крик. – Прямо сейчас! Ясно вам?!

      – Всему свое время, – отрезал медик, взял железную кружку и поднес к моим губам: – Пейте! Вы должны выпить это!

      – Что это?

      – Пейте!

      Сложно сопротивляться, когда не чувствуешь собственного тела. Санитар слегка приподнял мою голову, и волей-неволей пришлось глотать влитую врачом горькую микстуру. Плеваться и давиться из одного только желания показать собственную независимость я не стал. Лишь пожалел с какой-то нечеловеческой даже тоской об утраченной возможности оборачиваться зверем.

      Впрочем, в этом случае серебряные пули прикончили бы меня прямо на мосту…

      В лекарство был добавлен какой-то наркотический препарат; очень скоро накатило ватное оцепенение и нестерпимо захотелось спать. Наверное, это было и к лучшему: санитар себя долгим отмачиванием бинтов не утруждал, и, оставайся я в сознании, перевязка стала бы сущей пыткой…

      Очнулся я с головной болью и лихорадочным сердцебиением. Во рту пересохло настолько, что едва ворочался распухший язык. И, ко всему прочему, очнулся я полностью дезориентированным в пространстве и времени.

      Не знаю – где, понятия не имею – когда.

      Что за больница и как долго я в ней нахожусь?

      И выяснить это было не у кого. Да и смогу ли выдавить из себя хоть слово?

      А если паралич распространится выше и затронет речевой аппарат?!

      Мысль эта пронзила смертельным ужасом, я глубоко задышал,