Жизнь между схватками. Артемий Гвазава

дети, особенно обожали эти посещения. Помню, как она поправляла мне красный шарфик, заботливо, с любовью смотрела в глаза и говорила: «Все хорошо, доченька».

      И в этот момент мне казалось, что действительно все поправится и она станет для меня и малышей самой лучшей, понимающей, домашней, трезвой мамой (это была самая заветная моя мечта – видеть маму трезвой и не обколотой).

      Я мечтала, чтобы она закрыла свой бизнес и пошла на честную работу в какой-нибудь гастроном кассиром. Я верила, что трезвая она начнет по-настоящему понимать меня. И тогда уж я ей все-все расскажу про Никитюка. Еще я очень боялась того, что ее друзья-наркоманы придут к ней в больницу и снова испортят мне мою дорогую маму. В этом медицинском отделении работала тетя Тамара и доложила как-то, что маму посещал человек по кличке Меняй.

      Мне оставалось надеяться только на чудо, что моя мама будет сильной и больше не сорвется. Но мои опасения оказались тщетными.

      Помню я и тот день, когда маму выписали.

      О, какая это была неописуемая радость! Дом словно ожил тогда. Но недолго длилось тихое счастье. Видимо, не для такой жизни создана была моя мать. Когда шел процесс над Никитюком, мама проходила как свидетель. Ему дали, кажется, лет шесть.

      После этого стали к нам захаживать разные дяденьки, даже клички у них были «Шах», «Ленин» и так далее. Среди них был и старший брат Никитюка Юрий.

      Все они не были дружески настроены, угрожали маме: видимо, хотели отомстить за своего кореша, считая, почему-то, что именно по маминой вине он «засел» так надолго.

      Все они ужасно скандалили.

      – Ты козел! – заорала однажды мама на старшего Никитюка и бросила ему в лицо тапком.

      Слезы выступили у него на лице, и он рявкнул в ответ:

      – Ну, сука, заплачу денег – и тебя уберут, б…ь!

      – А я заплачу в два раза больше, и тебя прежде уберут!

      На этой ноте они и распрощались, но мамины нервы понемногу стали сдавать, и она снова запила.

      Неделя-другая проходит, а мать все время пьяная: то блюет, то спит. Она каждую ночь бросала нас одних и уходила пить в кабак «Злата». С тех пор и до сегодняшнего дня я боюсь спать одна…

      Последний раз был такой случай, после которого оставаться дальше с мамой мне и маленьким детям стало просто опасно для жизни.

      Пришла я как-то домой из школы (в последнее время я стала ее посещать), заглянула на кухню и увидела, как мама режет ножом ковер.

      Я спросила, что она делает. У нее были абсолютно безумные глаза и мокрое от пота лицо.

      – Я рыбу режу. – И изо рта у нее при этом текла пена.

      Наверное, у нее началась белая горячка. Тогда нервы стали сдавать у меня.

      – Ну все, п…ц, пора валить, – прошептала я в отчаянии и, наскоро собрав детей, побежала к бабушке.

      Мы мчались без оглядки, я захлебывалась в собственных соплях, мы неслись со скоростью ветра. Мне было так обидно: я так надеялась, что все будет по-новому, хорошо. И я поняла, что мама снова не сдержалась, не смогла