Крылья Киприды. Сергей Крупняков

нарастал. Было видно, что не все согласны с Агнессой. Тогда вперед вышла Мелета.

      – Сестры мои! – голос ее был тише, но шум мгновенно стих. – Пришло время решать, ибо смерть окружила нас со всех сторон. Вы знаете: стрела имеет наконечник. Но имеет и оперение. И нужна верная рука, чтобы пустить ее в цель. Я думаю, мы должны избрать сегодня Агнессу на царство. И тогда все мы – стрелы Ипполиты – найдем верную цель. Агнесса знает такое место, где мы можем укрыться и жить вечно одни. Сейчас я не могу сказать всем, где это – ибо я не знаю, кто пойдет с нами! Ведь, возможно, придется дочерям расстаться с матерями, а многим решить – быть ли свободной амазонкой или оставаться наложницей пьяных трутней.

      – Итак, времени нет! – голос Агнессы вновь прозвенел над войском. – До прихода Годейры и Лоты мы должны все решить – я не хочу крови. Кто с нами – пусть соберутся у храма Арея, кто остается – у храма Аполлона.

      Точно застыв, продолжало стоять войско. И вдруг распалось: молодежь, те, кто посильнее, – все к Агнессе, остальные сгрудились у храма Аполлона.

      Крики, стоны, вопли. Но Агнесса не медлит: она уже на своем белом красавце, она уже мчится – а куда, знает только она и Мелета. Прошумела копытами свита, за ней потянулось и войско – больше половины ушли с Агнессой.

      Пусто на площади. Низкие облака уже затянули небо, и ветер гонит с площади тех, кто остался. Вскоре опустела агора. И только ветер, и только желтые листья, и только стоны лежащих тут искалеченных и больных, тех, кто не смог быть ни с теми, ни с другими. Ветер к вечеру все сильнее свистит в снастях редких судов у причала. Да плач не утихает на площади: «Доченька моя, на кого ты меня покинула?..»

      Сириск

      По пустынной, пыльной дороге в конце месяца боэдромиона[1] шел одинокий усталый человек. На нем была старая, изодранная хламида, бурая от крови. В руках человек держал уздечку. Она волочилась по земле, чуть звеня.

      День угасал. Было тепло. Ветер нес из-за холма знакомый соленый морской воздух, и это придавало силы.

      В наступавшей темноте дорога становилась все менее заметной. Человек поднял палку, что валялась на истоптанной конскими копытами дороге, и пошел чуть быстрее. Близилась ночь. А с ее приходом из густых степных ковылей выйдут волки. Но человек не боялся осенних волков. Гораздо опаснее люди. Он знал это и спешил подняться на холм.

      Он еще не достиг вершины холма, а закатное солнце уже блеснуло, и чем выше он поднимался, тем полнее открывался горизонт. Огромное алое солнце медленно тонуло в пучине облаков и пурпурного бескрайнего моря.

      Человек упал. Степная полынь и дикий шалфей пахнули резким и знакомым ароматом. Он приподнял голову и посмотрел вперед. Вдали уже была видна крепостная стена с башнями и первые огоньки, уже загоревшиеся в домах поселка гончаров и виноделов.

      Человек привстал и пристально вгляделся в главную башню, ту, что была выше и мощнее всех. Так и есть: над ней был поднят знак опасности.

      Он попытался подняться, но оступился и упал, с треском

1

Боэдромион – сентябрь-октябрь.