Этот прекрасный сон. Джейми Макгвайр

пакетик и достал пару палочек и салфетку. Из коробки пахнуло соевым соусом. У врачей своя комната отдыха, и обычно Розенберг за обедом не терся бок о бок с нами, простолюдинами.

      – Это выглядит посимпатичнее, чем моя резиновая курица, – сказала Деб, вставая, чтобы достать из микроволновки свое замороженное безобразие.

      – После аварии вы не испытываете какого-нибудь дискомфорта? Голова не болит? – Доктор протянул руку и нежно помассировал мое плечо возле шеи. – Выглядите вы хорошо, но я подумал, вдруг вас что-то беспокоит, а вы не жалуетесь, чтобы не пропускать работу?

      Он посмотрел на меня. Голубизна его больших глаз перекликалась с серебром на висках. Такого красивого врача можно было снимать в сериалах. Раньше в подобной ситуации я начала бы запинаться, но теперь нисколько не разволновалась.

      – За неделю все прошло, спасибо. – Я пошевелила плечом, чтобы Розенберг убрал руку.

      Он оглянулся, потом снова посмотрел на меня и тихо сказал:

      – Если честно, я очень о вас беспокоюсь. Простите, что лезу не в свое дело, но я слышал, что вы стали проводить свободное время с одним парамедиком и…

      Я прервала его:

      – Доктор Розенберг, думаю, нам не стоит…

      – Понимаю. – Он подмигнул.

      Несколько дней назад я хлопнулась бы от этого в обморок. А сейчас едва сдержалась, чтобы не поморщиться.

      – Однако ходят слухи, – продолжал он. – Я считаю вас своим другом. Мы проработали вместе почти два года, и… я просто не хочу, чтобы вас обидели. А Джош Эйвери обидит. Он здесь недавно, но уже заработал определенную репутацию. Просто… будьте осторожны. Я волнуюсь за вас.

      У меня отвисла челюсть, но я захлопнула рот. Доктор Розенберг всегда был со мной дружелюбнее, чем с другими медсестрами, но сейчас от него исходило не просто дружелюбие.

      – Спасибо. – Я моргнула и выпрямилась.

      Деб вернулась за стол. Доктор посмотрел на часы:

      – Упс! Я забыл, что у меня встреча. Приятного аппетита, Хамата.

      Он встал, взял свой обед и оставил нас вдвоем. Деб сглотнула. Она явно была взволнована.

      – В чем дело? – спросила я.

      – Ты когда-нибудь замечала, что ты единственная медсестра, которую он называет по имени?

      – Ну и?

      – Ну и ничего. – Она положила в рот кусочек курицы и, жуя, продолжила: – Я просто говорю что есть: похоже, его беспокоит твоя дружба с Джошем. С тех пор как ты попала в аварию, Розенберг стал разговорчивым, а когда тебя привезли… – она замолчала, и я вопросительно посмотрела на нее, – он нашел предлог, чтобы выйти из кабинета, потому что был слишком расстроен.

      – Слишком расстроен? Ты серьезно?

      – Он ведет себя странно. Видимо, осознал свои чувства к тебе, а ты уже начала встречаться с Джошем.

      Я закатила глаза и откинулась на спинку стула:

      – Заблуждаетесь, Хамата. Совершенно ни к чему все это драматизировать.

      – По-моему, нагнетать страсти не в моем репертуаре, и ты это знаешь, – обиженно ответила Деб.

      – Может, авария помогла ему понять, что мы друзья и коллеги, а