Чагудай. Александр Ермак

хоть искорка разума. Уезжайте и не возвращайтесь.

      – Но почему мы должны уезжать из родного дома?

      Пойгу улыбнулся и быстро отхлебнул, завернул пробку:

      – Потому что ты еще не представляешь себе всей силы, подлости Чагудая. Ты не можешь остаться здесь таким, как есть. В Чагудае живешь и не замечаешь, как он тихо, постепенно проникает внутрь тебя, дурманит, травит. И уже потом ты вдруг раз и понимаешь, что вовсе и не принадлежишь себе. Чагудай управляет, распоряжается тобой. Он сидит в тебе. Не отпускает. Он – это и есть ты. А от себя ведь не убежишь. Вот почему мне поздно. А вы еще молодые. И ты, и Наташка, и Лешка… Беги, Коля, отсюда, беги!

      Он развинтил фляжку и снова отхлебнул. И еще. И еще. Грусть в его умных глазах сменялась безнадежной тоской.

      Я глядел на Пойгу и не мог понять. Он учит меня бросить родной дом, мать с отцом, брата с сестрой Варенькой. Бросить всех, чтобы спастись самому?

      Да, я могу уехать учиться, работать в Шольский. Туда, где люди вежливо здороваются, не плюют под ноги, спорят на словах. Иногда кричат друг на друга, но не дерутся, договариваются в конце концов миром сами или через суд. Этим людям наверняка нужны новые хорошие дома, клубы, больницы, мосты, автострады…

      Но и Чагудаю нужны новые хорошие дома, защитная зона между заводом и поселком, школа с бассейном… Здесь я тоже могу строить. Могу. Могу ли?

      Я смотрел на прикрывшего глаза Пойгу. Нет, учитель прав. Надо уезжать. Надо бежать. Пока и меня не прибрал Чагудай. Болезнью. Водкой ли…

      Бежать. Бежать. Бежать…

      Но я не хотел один. Я уговаривал мать. И отца. И брата:

      – Давайте уедем отсюда?

      – Куда? Зачем? Вот придумал…

      Они привыкли. Здесь все родное. Здесь все просто и понятно. Просто и понятно. А на новом месте? И как ни тяжело им жить, но еще тяжелее оторваться. Они уже не представляют, что можно как-то и по-другому.

      Только Варенька понимала меня:

      – Я бы уехала отсюда. Но куда мне такой больной? Я и хожу-то еле-еле. А ты, Коля, езжай. Поступай в институт. Ты способный. Тебя примут. И оставайся там где-нибудь. Только нас не забывай там. Помни…

      Я отворачивал от нее голову. Я боялся заплакать:

      – Я буду, буду помнить. Всегда…

      Через несколько дней после уроков снова подошел к Пойгу:

      – Что нужно, чтобы поступить в строительный институт в Шольском?

      Учитель кивнул:

      – Прежде всего очень хорошо учиться, Коля. Изо всех сил стараться по программе. А еще бы дополнительно заниматься. Там ведь конкурс очень серьезный…

      И я взялся. За все предметы сразу. Говорил себе:

      – Надо, Колька, надо. А иначе останешься здесь. Сгниешь в Чагудае…

      Пятерки просто посыпались в мой дневник. Директор начал меня на собраниях всяких в пример ставить:

      – Всем бы так, как Парфенов Николай учиться.

      Другого бы пацаны уже вовсю дразнили зубрилой, ботаником. Но не меня. Все знали, что кулаки мои – будь здоров.

      Дома успехам были очень довольны. Хвалила сестра:

      – Молодец,