Огненная проповедь. Франческа Хейг

и гуще. Раньше они выгорали на солнце.

      Внешне мы сильно изменились с тех пор, как виделись в последний раз, но оба неосознанно приняли одинаковую позу: бок о бок, привалившись спинами к стене, так сидели детьми на моей кровати в деревне. Я прошептала ему совсем как раньше, когда наши родители спорили внизу:

      – Тебе необязательно быть таким, Зак.

      Он поднялся, вынув связку ключей из кармана.

      – Я бы и не был таким, если б не ты. Если бы ты так всё не усложнила с самого начала.

      Ожидая все эти месяцы, когда он придет в камеру, я тщательно обдумывала, что скажу ему, и обещала себе держаться спокойно. Но, как только Зак подошел к двери, мои нервы сдали. Мне снова предстояло остаться в одиночестве, запертой в камере. Я вдруг почувствовала, будто меня переполняет кровь, клокочет и бурлит, сотрясая всё тело в бешеном ритме. Я ринулась к нему и схватилась за ключи, которые он сжимал в руках. Зак был на полголовы выше меня и значительно сильнее, учитывая, что шесть лет в поселении я жила впроголодь, а последние несколько месяцев и вовсе провела в заточении. Он поймал меня за шею и держал на вытянутой руке почти без всяких усилий. Я понимала, что даже если вцеплюсь в него или пну, никакого толка от этого не будет. И если бы мне, скажем, удалось ударить его или сломать руку, я бы в равной степени ранила и себя. Но в моем понимании я боролась не с ним, а с глухими стенами камеры, с бетонным полом, с равнодушным течением времени, что медленно отсчитывало час за часом, пока мне приходилось здесь гнить. Я налегла на Зака всем весом, пока костяшки его пальцев не уперлись мне в челюсть. Он так и продолжал держать меня за горло, вытянув руку, и не уступил, даже когда я вонзила ногти ему в предплечье. Он наклонился вперед, и я расслышала его шепот сквозь собственное неистовое дыхание.

      – В каком-то смысле я должен быть тебе благодарен. Остальные в Совете могут лишь рассуждать о риске. Об угрозе заражения. Но они не жили с этим, как я. Они понятия не имеют, насколько вы можете быть опасными.

      Я заметила, что меня трясет, только когда он отпустил свою руку. Тогда же увидела, что его тоже трясло. Мы еще долго стояли так, и пространство между нами, казалось, звенело от напряжения и частого, шумного дыхания, напоминавшего ночь перед летним штормом, когда воздух горит, цикады стрекочут и весь мир трепещет в ожидании.

      – Пожалуйста, не поступай так со мной, Зак, – взмолилась я и сразу вспомнила, как когда-то мальчишкой он просил меня признаться, что я – Омега.

      Так ли он чувствовал себя тогда?

      Зак ничего не ответил, просто отвернулся. Когда он вышел и запер за собой дверь, я посмотрела на свои кулаки – они все еще дрожали, и увидела кровь под ногтями правой руки.

* * *

      Исповедница взяла в привычку приносить с собой карту. Не утруждая себя предисловиями, она запирала за собой дверь и раскладывала карту на кровати. Затем устремляла взгляд на меня.

      – Покажи, где находится Остров.

      Иногда она обводила пальцем некоторые места.

      – Мы знаем, что у западного или юго-западного побережья. Мы все ближе и обязательно их найдем.

      – Тогда что