Красные моря под красными небесами. Скотт Линч

извините! Простите великодушно! Мы тут с другом заговорились… тысяча извинений… виноват, больше не повторится… нелепая случайность…

      – Да уж, случайность! Фу, разит как из бочки! Проклятые каморрцы…

      Локк, дождавшись, пока незнакомец не отойдет ярдов на тридцать, торжествующе повернулся к Жану, помахивая черным кожаным кошельком, в котором весело позванивали тяжелые монеты:

      – Ну и что ты теперь скажешь?

      – Детские забавы, вот что я скажу. Это еще ни о чем не говорит.

      – Ах, детские забавы? Да чтоб ты сдох, Жан! Я…

      – Ты запаршивел, как шелудивый пес, – сказал Жан. – Сироты с Сумеречного холма и те чище. Ты исхудал, правда, я так и не понял, как тебе, тощему, это удалось. Ты не разминался, раны запустил, из комнаты носа не высовывал и две недели не просыхал. Ты больше на себя не похож и сам в этом виноват.

      – Значит, тебе доказательства требуются… – Локк поморщился, сунул черный кошелек в карман и поправил плащ. – Что ж, ступай, разбери свою дурацкую баррикаду и жди меня. Я через пару часов вернусь.

      – Погоди, я…

      Но Локк, надвинув капюшон на лоб, неспешно двинулся по улице в теплую ночную тьму.

6

      Жан сволок бочонки и лари с лестничной площадки третьего этажа, вручил обрадованному хозяину постоялого двора еще пару монет (из запасов Локка) и занялся уборкой комнаты, распахнув окна, чтобы выветрился стойкий запах винных паров. Чуть погодя он спустился в таверну и вернулся с графином воды.

      Четыре часа спустя Жан взволнованно расхаживал по комнате. Локк, явившись в третьем часу ночи, водрузил на стол громадную плетеную корзину – в таких держат товар рыночные торговцы, – торопливо склонился над кадкой из-под воды, и его тут же мучительно стошнило.

      – Уф, прошу прощения, – пробормотал Локк, с трудом переводя дух; щеки горели лихорадочным румянцем, влажная рубаха насквозь пропиталась потом. – Хмель еще не развеялся, да и дыхалка чуть не подвела.

      Жан передал ему графин, и Локк с громким хлюпаньем, как лошадь из корыта, несколько раз хлебнул воды. Жан усадил его в кресло. Локк погрузился в молчание, а затем, ощутив ладонь друга на плече, внезапно очнулся:

      – Ну вот… не надо было меня подзуживать. Теперь придется уносить ноги.

      – Ты что учудил?

      Локк, сняв крышку с плетеной корзины, начал извлекать оттуда множество мелких вещиц:

      – Так, что здесь у нас? А, кошельки – раз, два, три, о, целых четыре! – и все изъяты у совершенно трезвых господ, на улице, у всех на виду. Вот нож, две бутылки вина, оловянная пивная кружка – с вмятинами, но вполне пригодная к употреблению. Брошь, три золотые булавки, две серьги – прошу заметить, из ушей вынутые, не откуда-нибудь еще. Хотел бы я поглядеть, как у вас такое получится, господин Таннен! Штука превосходного шелка, коробка сластей, два каравая – с хрустящей корочкой и пряностями, твои любимые… А теперь, в назидание одному гнусному маловеру, проклятому нарушителю спокойствия и унылому скептику, имени которого и упоминать не стоит…

      Локк торжественно протянул Жану сверкающее