Жизнь бабочки. Жанна Тевлина

каком смысле? Да в самом прямом. Бред его записывать заставили.

      – А что, правда, бред?

      – Ну, неужели! А вы думаете, он в состоянии что-нибудь путное придумать?

      – Я не знаю, он еще ничего не приносил…

      – А что он может принести? Теперь я буду с этой ахинеей возиться…

      – А что, вас главный переписывать заставляет?

      – Да что там переписывать, Маня! Это детский лепет! Там начать и кончить.

      – Ну, хоть сюжет есть?

      Клыкова тяжело вздохнула.

      – Какой там сюжет… Ловко он придумал… Мол, какой во сне сюжет?

      – Во сне?!

      – А где же?

      – Что-то я не понимаю, Вера Ивановна. В каком сне?

      – Ну, якобы он каждый день, ну там ночь, видит сон, а утром встает и его записывает…

      Маня засмеялась.

      – Прямо каждую ночь?

      – Ну, я не знаю… Может, по четным видит, а по нечетным не видит… Один черт…

      – И что? Ну, расскажите, расскажите! Интересно-то как!

      – Ах, вам интересно, вот сами и пишите…

      – Да куда мне, Вера Ивановна, я ж не писатель…То есть вы должны на тему сна роман написать?

      – На тему бреда…

      – А что ему правда это снится?

      – Ой, я вас умоляю. Пиар дешевый. Непонятно только, зачем он Павлу Викторовичу понадобился…

      После всего сказанного она не решилась попросить у Клыковой рукопись сна. Как можно проявлять интерес к вражеским проискам? Однако интерес остался, и она, как бы между прочим, спросила у главного, мол, ходят разговоры, и можно ли на это чудо глянуть. Но тот отказал, причем в резкой форме:

      – Смотреть можно на готовый результат, а не подглядывать за чужими мыслями. Это неэтично.

      Ничего себе неэтично, если человек сам продает свои сны. Все это забавляло до тех пор, пока Мансуров сам не позвонил ей.

* * *

      Редакторша его сразу не узнала, и на мгновение кольнула обида, но он быстро справился. А он еще надеялся, что эта серая курица в состоянии что-то понять. Когда Витошин обмолвился, что им уже интересуются дамы, он начал допытываться, а тот шутил, издевался и наконец сознался, что редакторша, Маня Лагутина, интересовалась его творениями, вернее озарениями, и Мансуров долго пытался вспомнить, как она выглядит, и даже специально приехал в контору, вроде бы за каким-то делом.

      Поняв, кто звонит, редакторша начала кокетничать, чего он категорически не выносил, и вообще вела себя вызывающе – так, будто она что-то значит в этом мире.

      – Сева, а кто же вам рассказал, что я просила почитать?

      – Ну, разве это имеет значение?

      – Конечно, имеет. Сева, ну, пожалуйста, ну, скажите… Неужели главный?

      – А кто у нас главный?

      Она засмеялась, хотя он и не думал шутить.

      – Главный – это главный. Витошин Павел Викторович. А вы не знали, кто у нас главный?

      – Мне кажется, этого никто не знает.

      Какое-то время она молчала.

      – Сева, вы всегда такой серьезный?

      – Что вы,