Удар змеи. Александр Прозоров

тряхнул головой, отгоняя неуместные мысли, занес кулак, чтобы постучать – но тут внутри что-то загрохотало, створка дрогнула, поползла внутрь. Жеребец, обнаружив совсем рядом пегую кобылку, запряженную в сани с большой, уложенной набок бочкой, многозначительно всхрапнул. Князь тут же вцепился скакуну в узду: как бы не взбрыкнулся.

      Из-за створки выступил мальчишка: ростом князю по грудь, курносый, с голубыми глазами. Все прочее терялось в огромном, размера на три больше нужного, тулупе и таком же безразмерном малахае на голове.

      – Ты кто? – удивился паренек.

      – Гость, – усмехнулся Зверев. – А ты?

      – Хозяин, – уверенно ответил тот, вывел сани за ворота, вернулся, чуть приподнял створку и потянул за собой, закрывая двор.

      – Терентия Мошкарина сын? – на всякий случай уточнил князь.

      – Он самый, – гордо кивнул тот. – А ты из чьих будешь?

      – Из Лисьиных, – усмехнулся князь. – Андреем зовут.

      – Все мы тут при Лисьиных живем, – сурово ответил мальчуган, усаживаясь на передок саней и подбирая вожжи. – Н-но, пошла, лентяйка!

      Сани дрогнули и поползли вдоль тына. Князь немного подумал и двинулся следом – разгоряченного скачкой жеребца все равно следовало выходить.

      – Зовут-то тебя как, хозяин?

      – Андреем крещен, – глянул назад через плечо паренек. – Тезки мы с тобой, так выходит.

      – Это хорошо, проще запомнить, – пригладил бородку Зверев. – Один хозяйствуешь, али помогает кто?

      – Мать в доме осталась. Суп томит.

      – Как это «томит»? – не понял князь.

      – В печи, знамо, томит, как иначе? – с удивлением оглянулся на него мальчишка. – Не русский, что ли?

      – Не кухарка, – обиделся Зверев. – Супов варить не умею.

      – Из дворни, видать? – понимающе кивнул маленький Андрей. – На всем готовом? Ну, а у нас, пахарей, дом един. И кашеварить, и пилить, и колоть все самим приходится.

      – Ты еще и пахарь?

      – Мать помогает… – с некоторой заминкой признал паренек. – Соха тяжелая. Да мы много земли не поднимаем, токмо на огород, да ячмень для скота и хлеба маненько. Вдвоем с хлебом на нашем отрезе не управиться, а приживал мамка звать не желает.

      – Тяжело ей, наверное? Нечто так одна и живет?

      – Как одна? – не понял мальчишка. – А я?

      Сани доползли до озера. Возчик развернул их боком, привычно намотал вожжи на березку с ободранной корой, вытянул из-под себя ведро, скинул с бочки широкую крышку, спустился на лед, ведром же пробил в затянутой тонким льдом полынье отверстие, начал черпать воду и таскать ее к саням, заливая в обширную емкость.

      – Однако… – оценил потребности подворья князь. – Скотины много?

      – Лошадей три, коров столько же, да овцы, да хрюшка, псина. Птица тоже пить хочет. Да и нам самим надобно.

      – Изрядно.

      – А ты, Андрей Лисьинский, к чужому добру не приценивайся, не про твою душу скоплено.

      – Неужели одна управляется? –