Идальго Иосиф. Виктор Зонис

почувствовалось легкое движение воздуха и стена, слева от Мириам, отошла в сторону, пропустив в образовавшийся проем людей. Один за другим, глядя в пол, медленно вошли одинаково одетые в черные плащи, с глубоко надвинутыми на голову капюшонами, пять человек. Они направились к центру и стали двигаться вокруг стола. Пение усилилось. То один, то другой, вдруг замирали, выкрикивали что-то непонятное – воздевая руки к потолку. В эти моменты дым, струившийся сверху, усиливался; запах становился резче, нестерпимей.

      Люди вокруг стола задвигались быстрее: кричали, дергаясь в судорожных конвульсиях, уже все сразу. Дым мощным потоком вливался в помещение – резал глаза, набивался в рот и легкие. Мириам стала задыхаться. Дым, проникнув в мозг, заполнил его до предела, разрывая голову на множество кричащих кусков. Глаза заволокло туманом, и в этом тумане, в угасающем сознании, замелькали видения: бездна черная и манящая, на краю которой раскачивалась Мириам; руки, покрытые язвами и струпьями – множество рук – тянулись к ней из пропасти, хватая за платье и увлекая вниз. Она была в белом, и всякий раз жадные руки отрывали полоску ткани, оставляя на ее теле глубокие, кровавые раны. Эти руки уносили ее в пропасть по кускам, и она не могла убежать, потому что вместо ног из лужи черной и густой крови торчали два столба, пожираемые огнем – точно такие же, как те восемь, подпирающие холодный стол. Мириам закричала, попыталась вырваться, убежать… Сознание, откуда-то издалека, медленно возвращало ее на землю. Руки и ноги занемели, тысячи злобных иголок кололи тело, что-то горячее и липкое разливалось на животе. Она медленно открыла глаза. Черная звезда на потолке уже не дышала дымом; из отверстия в камне, тонкой, прерывающейся на капли струйкой, текла на живот красная жидкость.

      «Кровь!» – в ужасе подумала она.

      Мириам попыталась вскочить, и иголки – с новой силой – впились в ее тело.

      Мириам, голая, лежала на столе, распластанная, словно распятая, с широко разведенными и крепко привязанными руками и ногами. Она, насколько это было возможно, скосила глаза: над ней, монотонно читая ту самую книгу, стоял человек в черном. Он читал, то поднимая до визга, то опуская до шепота голос, и те, другие, которых Мириам не могла видеть, повторяли за ним воющими, тоскливыми голосами. Свечи больше не горели: только звезда в потолке странно светилась – переливаясь от тускло-желтого до ярко-красного цвета. И в этом неверном свете, в воздухе, ставшим осязаемо плотным, носились, задевая Мириам, чудовищные птицы и животные, с уродливыми, покрытыми наростами и гноящимися ранами телами; среди них мелькали люди, вернее то, что от них осталось: полуистлевшие, с черными впадинами глаз, искривленные нечеловеческими страданиями лица; ребенок – с двумя безглазыми головами и оторванными конечностями – беспомощно крутился, как в водовороте, не находя точку опоры…

      Черный человек вдруг перестал читать.

      – Она очнулась, – тихо сказал он.

      – Пора, – ответил другой голос.

      Пять человек,