Время пастыря. Николай Еленевский

в чем дело!

      – Увы…

      Как оказалось позже, в то далекое лето Николай Каленкович круто поменял свою журналистскую судьбу. Перед ним легла совсем иная жизненная дорога.

      Договорились, что через пару дней увидимся у Василя Карпца и там обо всем поговорим.

      Не увиделись. Я был занят заготовкой дров на зиму для матери. Он побывал в Лунине без меня…

* * *

      …Мать опять повторила, что Василь забегал несколько раз.

      – Чего он хочет от тебя? Спрашиваю, какие у тебя такие секреты.

      – Не сказал?

      – Да какое там. Есть говорит секрет, иначе не приходил бы. Говорила ему, дам твой адрес, напиши. Так знаешь, что отвечал, «я уже свое все переписал, теперь его очередь». Посмеялся и пошел. И чего это он от тебя хочет?

      – Вот схожу и узнаю.

      – Сначала поспите после дороги.

      Но сна как и не бывало. Вышел во двор, сел на лавку. Над Засталичьем – огромной дубравой, самым веселым местом для села, поскольку там отмечались и дни победы, и дожинки, и еще разные праздники – всходило солнце. Оно словно раздвигало веки дубравы и небосклона. Мать вышла на крыльцо, видя мои утренние бдения, неодобрительно покачала головой:

      – Знала бы, не говорила.

      Василя я застал в кузне. Он на наковальне по чем-то усердно отстукивал молотком. Звон шел легкий, веселый, тот особенный звон, который рождается только в кузнице и рождается под руками мастера. А Василь был мастером.

      – Во, а мать говорила, что завтра будешь! – обрадовано воскликнул он. – Да в такую рань. Вот, копаничку делаю. Заказов как никогда много. Как свободная минута, так и стучу.

      В углу лежало несколько штук уже готовых трехрачных копаниц, так любимых женщинами нашего села. Он бросил туда старую фуфайку:

      – Прикрою, а то умыкнут хлопцы. Продадут и пропьют.

      – Мать говорила, что ты заходил.

      – Так и для нее сделал. Отнес. Но заходил вот по какому поводу. Новость узнал такую, что и не поверишь. Нашлась наша грамматика! Приезжал ко мне писатель из Минска. Долго мы с ним беседовали. Я ему тоже втолковал, что жил в наших краях такой удивительный человек. Он сначала про меня захотел написать, а потом так увлекся, что пообещал тоже заняться ее поисками. Книгу пишет и теперь ищет следы Тихоновича. Так вот, прислал письмо и сообщил, что существует эта грамматика. Знаешь, ну хоть бы глазком увидеть, что в ней написано!

      – У Кохановского?

      – Нет, Тихоновича. То, что Кохановский напишет, скоро прочитаю. Обещал прислать свою книгу.

      – Сама грамматика где?

      – Вроде как в Минске. Я не уточнял. Но я в Минск и раньше писал – отвечали, что у них ничего подобного нет.

      – Писатель ведь специально к тебе приезжал?

      – Да, может из-за моих писем, а может, где в газете прочел. Каленкович кое-что написал. Сначала и Кохановский сказал, что обо мне хочет написать, а как узнал о Тихоновиче, так мы больше и говорили о нем. Ходили на кладбище, искали его могилу. Да где там. Столько лет прошло.

      – Значит об авторе никаких следов?

      – Чего же. Вот воспоминания