Вызовите акушерку. Дженнифер Уорф

Возможно, живя в подобных условиях, я бы ничем от неё не отличалась.

      Дверь была открыта, но я всё равно постучалась.

      – Привет, дорогуша. Я тебя поджидаю. Вона и воды приготовила.

      Как мило. Она, должно быть, приложила немалые усилия, чтобы набрать и подогреть воду.

      Квартира оказалась грязной и зловонной. За слоем грязи едва ли можно было разглядеть хоть один квадратный дюйм пола, повсюду ползали голые по пояс дети.

      На своей территории Лил казалась совсем другой. Возможно, в клинике ей стало страшно, вот и пришлось самоутверждаться, хорохорясь. Дома она не казалась такой громкой и наглой. Раздражающее хихиканье, как я поняла, было не более чем постоянным неудержимым хорошим настроением. Она шпыняла детей, но не зло.

      – Пшли вон, маленькие спиногрызы. Медсестра не может войти.

      Она повернулась ко мне:

      – Пожалте. Можете бросить свои вещички здесь.

      Женщина взяла на себя труд разгрести уголок стола и поставила туда таз с мылом и грязным полотенцем.

      – Подумала, вам пригодится хорошее чистое полотенце, а, дорогуша?

      Всё относительно.

      Я поставила сумку на стол, но вытащила только шприц, иглу, ампулу, перчатки и ватный тампон, смоченный в спирте. Дети были в восторге.

      – Отвяньте, или я вас за ухи оттаскаю, – весело предупредила Лил. Потом обернулась ко мне: – Вам ногу подавать или зад?

      – Неважно. Как вам удобней.

      Она задрала юбку и наклонилась. Внушительная круглая попа была мне ответом.

      Дети заахали и столпились вокруг. С пронзительным хохотом Лил, словно лошадь, брыкнулась.

      – Ну, ну! Вы что, попы раньше не видали?

      Она взревела от смеха, и пятая точка затряслась так, что ввести в неё иглу было практически невозможно.

      – Так, держитесь за стул и постойте спокойно хоть секунду, хорошо? – теперь смеялась уже я.

      Она послушалась, и меньше чем через минуту с уколом было покончено. Я как следует потёрла область укола, чтобы разогнать жидкость, – доза всё-таки была приличной. Сложила инструменты в коричневый бумажный пакет, чтобы не смешивались с остальными. Потом помыла руки и вытерла приготовленным Лил полотенцем, просто чтобы ей угодить: воспользуйся я своим, она могла бы расценить это как оскорбление.

      Она проводила меня до двери, вышла на балкон, дети тащились следом.

      – Тады до завтра. Буду оч' ждать. И чайку для вас заварю.

      Я ехала прочь и размышляла. В своём окружении Лил не была отвратительной старой кошёлкой – она была героиней. Она сохраняла семью, несмотря на ужасные условия, и её дети выглядели счастливыми. Она оставалась весёлой и ни на что не жаловалась. Как она заработала сифилис, было не моим делом. Я приходила, чтобы лечить её, а не осуждать.

      На следующий день я так крепко задумалась, как бы повежливей отказаться от «чайка», что, когда дверь отворилась, застыла в тупом недоумении, уставившись на Лил, которая не была Лил.

      Она была немного ниже и толще, в тех же шлёпанцах и бигуди, с той же сигареткой, но – другая.