Следствие… Том 1. Георгий Бурцев

лет удачных военных действий по сравнению с многовековым прошлым и ещё большим будущим Франции? Ничто! Но это будут годы освобождения, на смену которым придут счастливые и безмятежные годы вашего правления.

      – Нет, нет, святой отец, я не могу пойти на это. Уж слишком необычно то, что вы предлагаете. Слишком! Это вздорная мысль! Да вы, просто… Нас засмеют. Представляю: девка в армии! Нет, нет! Идите. Я обещаю забыть о нашем разговоре. Ступайте.

      В тяжелом расстройстве старик покинул Шиньон.

      Париж

      Дверь под вывеской «Железный рак» не успевала закрываться. Из трактира, расположенного в полуподвале здания, густо несло подгоревшим мясом и вином. По каменным, сглаженным, затоптанным и скользким ступеням старик спустился вниз, прошёл в самый дальний и тёмный угол, уселся за стол спиной к залу. По летним, пыльным, полным нищими и бродягами, солдатами, погорельцами и разбойниками, он проделал большой путь. От Шиньона на лошади доехал до Буржа. Там продал телегу вместе с лошадью и отправился дальше пешком. В Жьен пришёл в разбитых башмаках. Однако денег на починку тратить не стал, отправился дальше в Осер. В дороге башмаки развалились окончательно, и с ними пришлось расстаться. В Осер пришёл босиком, но в нём ещё можно было угадать бывшего кюре; хотя лицо его заросло бородой, а коричневая повседневная сутана выгорела под палящим солнцем, полиняла под проливными дождями, истрепалась ветрами, измялась в полях и лесах, где её хозяин, короткими летними ночами, засыпал до зари чутким стариковским сном, то в обществе беженцев и погорельцев, то среди паломников или бродяг, а то и просто в немом, бессловесном одиночестве. В Труа, решившись поставить крест на духовном поприще, он, чтобы не обременять себя и не искушать лихую, лесную братию, продал все лишние вещи и в Париж вошёл с пустой котомкой, с горстью монет, оборванный, босой, загорелый, седой, похудевший и бородатый – что-то среднее между священником и бродягой. Усталость была великой. Он сидел долго сутулый и молчаливый, но какой-то торжественный от уверенности в необходимости и величии собственной миссии.

      К нему подошла молодая хозяйка трактира.

      – Будете есть?

      – Да.

      – Вина принести?

      – Нет, не надо. А рыбу я съем с лепёшкой.

      – Бульон и пару раков с зеленью, – подсказала хозяйка.

      – Хорошо, давайте.

      Хозяйка вернулась очень скоро, неся на медном блюде заказ. Получив деньги, она ушла.

      Вскоре в трактир спустились трое английских солдат. Они заказали вино, мясо и принялись за пиршество. Из-за соседнего стола вытянули немолодую француженку; усадили за свой стол; принялись поить её вином и наперебой щупать. Захмелев, затянули песню.

      Пресвятая Мама,

      От войны огня,

      От стыда и срама

      Не спасти меня!

      Брошу я сутаной

      Попусту трясти,

      Попрощаюсь с саном,

      Господи, прости!

      Дыблюсь я горою,

      А в сознанье муть,

      Лишь перед собою

      Вижу зад и грудь.

      Брошу