Следствие… Том 1. Георгий Бурцев

с себя служебную ризу и сейчас был в светлой праздничной сутане.

      – Извините, брат Минэ, но я слышал необычную исповедь этой юной прихожанки, и не праздное любопытство, а желание всего себя посвятить служению Богу и пастве заставляет меня просить вас поделиться опытом старого исповедника.

      – Что же вы, брат Фронт, хотите услышать?

      – Что заставило вас пообещать личное участие?

      – Единомыслие, брат Фронт, и вера в успех.

      – Так вы и впрямь намерены пойти к дофину?

      – А почему я должен обманывать прихожан?

      – А вдруг это у неё минутный порыв? Вы рискуете…

      – У человека с такой глубокой болью за судьбу отечества не может быть ничего временного. Ну, и потом, я обещал ей личное участие… Это заставит её ещё раз обдумать всё сказанное сегодня и сохранить огонёк в душе. Или отказаться.

      – Не означает ли это, что подобная мысль уже посещала вас?

      – Именно так, брат Жиль.

      – И она возникла у вас из давнего общения с этой девой?

      – Нет…

      – Тогда мне не понятно, как могло случиться, чтобы одна и та же мысль посетила безграмотную, деревенскую девчонку и образованного, старого священника? Что общего между вами?

      – Мы оба французы…

      – И всё?

      – А разве этого недостаточно, чтобы душа переполнилась болью за судьбу Франции?

      Викарий пожал плечами, но ничего не сказал. А старик продолжил.

      – Если бы я стал свидетелем подобного разговора до пятнадцатого года, я тоже пожал бы плечами, как это сделали вы. Но, если вы помните, в том же 1415-м году, в Кале высадились англичане. Они взяли ваш родной Азенкур и овладели Парижем.

      – Что ж… Эта потеря оставила за французами право продолжить войну за освобождение.

      – Вы забыли, дорогой брат, что в 20-м году, в Труа, был заключён позорнейший мир, который узаконил, не только узаконил оккупацию Франции англичанами, но и лишил Карла Валуа права на французский престол.

      – Поговаривают, что этим мы обязаны жене Карла VI и матери дофина.

      – Ну, а кому же. Она и подписала этот пакт. Ей мы и обязаны появлением поговорки: «Дама погубит, а…».

      – «…а дева спасёт?»

      – Да, да…

      – А к кому же тогда относятся слова: «дева спасёт»? Думаете, к дочке нашего старосты?

      – Что вы, что вы, брат Фронт, скорее всего в эти слова вкладывались надежды на политический ум жены дофина, Марии Анжуйской.

      – Тем более непонятно, причём же здесь наша дева?

      – Не понятно потому, что вы спешите… А сколько лет прошло со времён Труа?

      – Восемь лет…

      – Восемь… А что изменилось за это время?

      – М-м-м… Да, в общем-то, ничего…

      – Ха! Правильно. Точно! Ничего! Страна продолжает разоряться и стонать под гнётом налогов на армию.

      – Поэтому народ, не зная кому кланяться, ждёт героя-освободителя.

      – Верно. Я помню, при дворе живого ещё тогда Карла VI появилась некая Мария из Авиньона…

      – Это вы про ту, что видела во сне