Она и Аллан (сборник). Генри Хаггард

младенца!

      – Ты знаешь сама – такова воля короля!

      – А! Воля короля! А что мне до воли короля? Разве я сама не имею голоса в этом?

      – Да ведь это ребенок короля!

      – Это ребенок короля – правда, но разве он также и не мой ребенок? Неужели мое дитя должно быть оторвано от груди и задушено, и кем же? Тобой, Мопо! Не я ли бежала с тобой, спасая тебя от злобы нашего народа и мести отцовской? Знаешь ли ты, что два месяца тому назад король разгневался на тебя, когда заболел, и, наверное, умертвил бы тебя, если бы я не заступилась и не напомнила ему о клятве? И вот как ты отплачиваешь мне! Ты приходишь убить мое дитя, моего первенца!

      – Я исполняю приказание короля! – отвечал я угрюмо, но сердце мое разрывалось на части.

      Балека больше ничего не сказала, но, отвернувшись лицом к стене, горько плакала и стонала. Тем временем я услыхал шорох у входа в шалаш, и свет в дверях заслонила входящая фигура. Вошла женщина. Я обернулся посмотреть на нее и сразу упал, кланяясь до земли. Передо мной стояла Унанди, мать короля, по прозванию Мать Небес, – та самая женщина, которой моя мать отказалась дать молока.

      – Здравствуй, Мать Небес! – приветствовал я ее.

      – Здравствуй, Мопо, – отвечала она. – Скажи, почему плачет Балека? Оттого ли, что она мучается родами?

      – Спроси ее сама, великая мать вождя! – сказал я.

      Тогда Балека заговорила прерывающимся голосом:

      – Я плачу, царица мать, потому что этот человек, брат мой, пришел от того, кто мой господин, от твоего сына, чтобы умертвить моего будущего ребенка. О, Мать Небес, ты сама кормила грудью, заступись за меня! Твоего сына не убили при рождении!

      – Кто знает, Балека? Может быть, было бы и лучше, если бы и его убили! – грустно сказала Унанди. – Тогда бы многие из тех, кто теперь уже мертв, были бы живы!

      – Но по крайней мере ребенком он был добр и ласков, и ты могла любить его, Мать зулусов!

      – Никогда, Балека! Ребенком он кусал мне грудь и рвал мои волосы. Каков человек сейчас – таков был и ребенок!

      – Да! Но ребенок его может быть не таким. Мать Небес! Подумай, у тебя нет внука, который будет беречь тебя на старости лет. Неужели ты допустишь иссякнуть твоему роду? Король, наш властелин, постоянно подвергается опасностям войны. Он может умереть, и что тогда?

      – Что тогда? Корень Сензангаконы не иссяк. Разве у короля нет братьев?

      – Но они не твоей плоти и крови. Мать! Как? Ты не хочешь даже слушать меня? Тогда я обращаюсь к тебе, как женщина к женщине. Спаси мое дитя или убей меня вместе с ним!

      Сердце Унанди дрогнуло. Слезы показались на ее глазах.

      – Как бы это сделать, Мопо? – обратилась она ко мне. – Король должен видеть ребенка мертвым, если же он заподозрит обман, а ты знаешь, и тростник имеет уши, то… Тебе известно сердце Чаки, и ты сам понимаешь, где будут лежать наши кости завтра!

      – Неужели нет других новорожденных в стране зулусов? – сказала Балека, приподнявшись на постели и говоря шепотом, похожим на шипение змеи. – Мопо, твоя жена тоже должна была родить?