Михаил Строгов (сборник). Жюль Верн

Право, не дурно!

      Затем вдруг как бы по волшебству все огни потухли, музыка смолкла, танцовщицы исчезли. Праздник кончился, и площадь, за минуту перед тем залитая огнями, освещалась теперь только несколькими факелами.

      По знаку эмира к нему подвели Михаила Строгова.

      – Блаунт, – сказал Жоливе, – разве вы хотите видеть все до конца?

      – Нисколько, – отвечал тот.

      – Ваши читатели, надеюсь, не пожалеют, если вы не опишете им подробности этой пытки?

      – Вероятно, не больше, чем ваша кузина.

      – Бедняга, – прибавил Жоливе, взглянув на Строгова. – Такой храбрый солдат заслуживал бы умереть на поле брани!

      – Не можем ли мы как-нибудь спасти его?

      – Никоим образом.

      Журналисты вспомнили при этом, как великодушно поступил с ними Михаил Строгов. Они знали теперь, через какие испытания должен был пройти этот человек, и с горечью в сердце сознавали, что заступиться за него перед этими дикарями, не знающими жалости, они не могли.

      Не желая оставаться безучастными свидетелями этой пытки, они вернулись в город и час спустя уже бегали по улицам Томска и рассуждали о том, как им присоединиться к русскому отряду.

      Между тем Михаил Строгов продолжал стоять перед эмиром. На него он глядел гордо, на Ивана Огарева – презрительно. Смерть была близка, но на лице его не выражалось ни малейшего страха. Кругом стояла толпа любопытных, с нетерпением ожидавшая начала этого интересного для себя зрелища. Коль скоро любопытство их будет удовлетворено, вся эта дикая орда не замедлит погрузиться в пьянство.

      Эмир подал знак.

      Михаил Строгов, толкаемый солдатами, приблизился к нему еще ближе.

      – Русский шпион, – начал эмир по-татарски, – ты пришел, чтобы за нами подсматривать. Так знай же, ты видишь теперь в последний раз, через минуту свет навсегда померкнет для твоих глаз!

      Итак, его осудили не на смерть, а на ослепление. Потеря зрения, пожалуй, еще ужаснее потери жизни! Несчастный был осужден сделаться слепым. Но Михаил Строгов, услышав свой приговор, не смутился. Просить, умолять о помиловании этих лютых зверей было бы бесполезно и даже недостойно его. Он и не думал об этом. Он думал только о своей неудаче, о матери, о Наде, о том, что он их никогда уже больше не увидит! Но он старался скрыть в себе и это волнение. Чувство мести всецело охватило его. Он повернулся к Ивану Огареву.

      – Иван, – произнес он угрожающим голосом, – Иван-изменник, мой последний взгляд, взгляд презрения будет направлен на тебя!

      Огарев пожал плечами.

      Но Михаил Строгов ошибся. Не на Ивана Огарева был устремлен его последний взор. Перед ним появилась Марфа Строгова.

      – Моя мать! – воскликнул он. – Да-да! Тебе мой последний взгляд, а не тому негодяю! Стой так передо мной, чтобы я мог еще раз видеть твое дорогое, любимое лицо! Пусть глаза мои закроются, глядя на тебя!

      Старуха молча приблизилась.

      – Уберите прочь эту женщину! – крикнул Иван Огарев.

      Двое