Брызги шампанского. Виктор Пронин

напечатать.

      – Это не уйдет, – беззаботно ответил Жора.

      – Уйдет. Все уходит.

      – Но мы-то остаемся! – рассмеялся он.

      – И мы уйдем.

      – Как знать, – я чувствовал, что сзади, из-под моей куртки, четко проступают контуры пистолета, но это меня не беспокоило – за спиной был простор моря, оттуда просто некому было увидеть эти зловещие очертания.

      Неожиданно совсем рядом раздался выстрел.

      Я замер, сжался, даже, кажется, закрыл глаза…

      Но нет, обошлось.

      Целью был не я.

      Как оказалось, цели вообще не было – взорвалась какая-то лампа. То ли вода в нее попала, то ли кто-то опрокинул треногу с картинками. В толпе засмеялись, посыпались шуточки-прибауточки, а Жора вообще ничего не услышал. Счастливые люди – грохот выстрела их только забавляет. Если вообще они его услышат. Когда-то, совсем недавно, и у меня было такое же состояние. Если сейчас любой резкий звук я воспринимаю как выстрел, то всего два года назад я тоже готов был принять его за что угодно – упала книга с полки, кто-то уронил молоток с крыши, дети с хлопушками забавляются…

      Другая была жизнь.

      Опять прошла стайка знакомых девушек – теперь в обратную сторону. Мы с Жорой сидели в тени, они нас не заметили. Девушки все так же веселились, что-то рассказывали друг другу и казались совершенно довольными жизнью.

      Это было неестественно.

      Ненормально.

      Озабоченность должна была хоть как-то проявляться в их поведении. Сюда приезжают не для того, чтобы вот так бестолково шататься по набережной. Их обязательно должен был кто-то подцепить, закадрить, снять. Или это же должны были сделать они. Не лесбиянки же, в самом деле. Может быть, их мужики уже уехали? Судя по загару, девушки здесь давно. Скорее всего так и есть – добывают последние дни.

      – Кадрим? – спросил Жора, поймав мой взгляд.

      – Чуть попозже.

      – Уедут… Видишь, какие созревшие.

      – Раньше ты их здесь видел?

      – Всех не упомнишь.

      – Этих мог бы и заприметить.

      – Мелькали, – равнодушно протянул Жора. – Не такие, правда, загорелые. Все промелькнули перед нами, все побывали тут. Это не я столь красиво выразился, поэт так сказал.

      – Лермонтов.

      – А ты начитанный, – рассмеялся Жора.

      – Пойду, – сказал я, спрыгивая с теплого парапета.

      – Напрасно. Все только начинается! Через полчаса такая жизнь здесь пойдет, такие люди появятся, такие события случатся… Оставайся! Я за вином сбегаю, а?

      – Пойду. «Древо жизни» не потеряй. Оно уже мое.

      – В самом деле хочешь подсвечник сделать?

      – Может быть.

      – Могу дырочку просверлить в интимном месте… Вставишь гвоздик, наденешь…

      – Жора! – сказал я негромко. – Я сам вставлю гвоздик, хорошо?

      – Виноват! – Жора склонил голову.

      – Пока. – Я пожал ему руку и шагнул в сторону калитки Дома творчества. Там сразу же начинались кусты, шла сетка-забор дома Волошина и скрыться было нетрудно. Постояв немного в зарослях, я убедился, что никто за мной не идет, никто меня