Атлантарктида. Василий Головачев

машины длился пять минут.

      – «Глаз», я «рука», – включил звуковую связь с компьютером робота Аксёнов. – Как меня слышишь?

      – Слышу вас хорошо, «рука», – мягким баритоном отозвался «Глазастик». – Жду распоряжений.

      – Стандартное погружение.

      – Принял.

      – Внимание, друзья! – прокашлялся Пименов; настал долгожданный момент, и его волнение почувствовали все полярники. – Выходим в озеро! При малейшем сбое или подозрении на неисправность – докладывать немедленно!

      – Хорошо, слышим, всё будет нормально, – откликнулся нестройный хор голосов.

      Лебёдка в горле шахты пришла в движение.

      Камера на носу робота отразила приблизившуюся бликующую плёнку воды.

      Пименов передёрнул плечами, будто сам собирался нырнуть в прорубь.

      – Купель! – весело объявил Ремзин. – Будь здоров, Глазастый!

      По изображениям на всех экранах системы контроля пробежала рябь: субмарина окунулась в воду. Какое-то время были видны только облака воздушных пузырей и бликов, скользящих снизу вверх по фиолетово-чёрному полю. Затем черноту прорезали столбы света включённых прожекторов субмарины, мрак подлёдного озера протаял в зеленовато-серую глубину, и командный модуль станции превратился в пост управления субмарины капитана Немо, каким его представляли создатели фильмов по жюльверновскому роману.

      – Глубина пять, – доложил Аксёнов, растопырившись над клавиатурой управления; имелась в виду глубина погружения аппарата в жидкую воду – Температура воды плюс четыре градуса.

      Мимо носовой телекамеры проплыла вереница воздушных пузырьков, унеслась вверх. Затем просияло облачко искр, похожее на брошенную в аквариум с рыбками щепотку корма.

      – Смотрите! – воскликнул Ремзин.

      На левом мониторе появилось изображение изящного создания, напоминающего ажурный нож для масла, отливающий нежно-розовым, коричневым и голубоватым цветом, с длинными шевелящимися нитями плавников. На рыбу оно было мало похоже, не имея ни глаз, ни обычных плавников, зато могло похвастаться «губастым» выступом-клювом, представлявшим, возможно, сонар.

      – Головастик! – восхитился Ремзин.

      – Этого не может быть! – вцепился в бороду пальцами Васюченко. – Мы поднимали пробы воды только с бактериями!

      – Значит, в озере живут не только бактерии, – выдохнул Пименов, набирая на коммутаторе номер главного биолога станции. – Вениамин Самуилович, зайдите ко мне.

      Через несколько минут в командный модуль прибежал запыхавшийся начальник группы биологов, доктор биологических наук Балуевский, бородатый, как почти все полярники, но бритый наголо.

      За это время камеры «Глазастика» запечатлели ещё несколько живых организмов – крошечных, с ноготок, рачков-бокоплавов, медуз и «живых запятых», не то креветок, не то червей, и это открытие ошеломило Вениамина Самуиловича настолько, что его череп покрылся каплями пота. Замеченную ранее полупрозрачную рыбёшку он назвал протогребневиком,