Звонок в прошлое. Рейнбоу Рауэлл

возле раскрытого шкафа и натягивал голубой свитер.

      – Я уже вызвал такси, – ответил он, не поворачиваясь к ней.

      Наверное, здесь Джорджи нужно было бы затеять спор. Но она молча встала и пошла помогать ему собирать девочек.

      Много времени это не потребовало. Нил еще вечером уложил их спать прямо в спортивных костюмах и футболках. Так что их можно будет спокойно перенести в машину, даже не разбудив.

      Однако Джорджи хотелось на прощание поговорить с ними. Тем более что Элис все равно проснулась, когда Джорджи попыталась надеть ей туфельки.

      – Папа разрешил мне надеть сапоги, – зевая, сказала Элис.

      – А где твои сапоги? – шепотом спросила Джорджи.

      – Папа знает.

      Разыскивая сапоги, они разбудили Нуми, и та, естественно, тоже захотела надеть сапоги.

      Джорджи предложила принести девочкам йогурт, но Нил сказал, что это лишнее. Они позавтракают в аэропорту. Он уже приготовил все необходимое.

      Джорджи рассказала зевающим дочерям, что не сможет полететь с ними на самолете.

      – Значит, ты туда на машине поедешь? – спросила Элис.

      Нил в это время без конца бегал к входной двери, перепроверял содержимое чемоданов, добавляя то, что, как ему казалось, он забыл уложить.

      Джорджи, как умела, объяснила девочкам, что у нее очень много работы, которую можно делать лишь в студии, а не где-то в другом месте. Старшая дочка нахмурилась.

      – Вас там ждет масса развлечений, – говорила Джорджи, стараясь улыбаться. – Вам будет некогда по мне скучать. И потом, мы расстаемся всего на какую-то неделю. Зато когда вы вернетесь, мы отпразднуем еще одно Рождество. Это ведь здорово – сразу два Рождества подряд.

      – Рождество всегда бывает только одно, – резонно возразила Элис.

      Нуми захныкала, но не оттого, что не хотела расставаться с матерью. Один носок наделся то ли наизнанку, то ли еще как и больно давил ей на пальцы ноги. Джорджи перевернула носок. Нуми продолжала хныкать. Вернувшийся Нил молча вытряхнул сапог, и хныканье сразу прекратилось.

      – Такси уже подъехало.

      Это был минивэн. Джорджи вышла на крыльцо прямо в пижамных штанах. Присев на корточки, поцеловала дочек, делая все, чтобы их прощание воспринималось как нечто привычное и будничное.

      – Ты самая лучшая мамочка в мире, – сказала Нуми.

      Нуми проходила пору раннего детского максимализма, поэтому у нее все было или «самым лучшим», или «самым худшим». Что касалось времени, оно тоже делилось на «всегда» и «никогда».

      – А ты самая лучшая в мире четырехлетняя девочка, – сказала Джорджи, целуя дочку в нос.

      – Котенок, – плаксивым тоном напомнила Нуми, у которой еще оставались слезы от истории с «самым худшим носком».

      – Ты самый лучший в мире котенок.

      Джорджи поправила ей вьющиеся светлые волосики, которые упрямо лезли на лоб, и расправила курточку.

      – Зеленый котенок, – напомнила Нуми.

      – Самый лучший зеленый котенок.

      – Мяу, – сказала Нуми.

      – Мяу, – ответила